— Но, — сказала Джинджер, — если эти способности могут проявляться спонтанно и впечатляющим образом в моменты стресса, вы наверняка научитесь вызывать их, управлять ими в любое время и любым способом по вашему желанию… как музыкант, применяющий свои музыкальные таланты, когда это нужно.
Солонка оставалась неподвижной, не поддавалась никакому воздействию.
Доминик изо всех сил пытался сконцентрироваться на простеньком стеклянном цилиндрике со стальным верхом и белым кристаллическим содержимым — так, будто это была единственная вещь во вселенной. Он сосредоточивал весь свой ум, каждую крупицу своей воли, старался сдвинуть солонку, напрягался — и в какой-то момент понял, что скрежещет зубами, сжимает пальцы в кулаки.
Ничего.
Он изменил методику — перестал мысленно атаковать солонку так, словно стрелял из пушки в могучие стены крепости, расслабился и принялся разглядывать предмет, пытаясь точно оценить его размер, форму и структуру. Может быть, суть состояла в том, чтобы развить в себе эмпатию к солонке. «Эмпатия» — слово казалось ему вполне подходящим, хотя речь шла о неживом, неорганическом объекте; не сражаться с нею, а, например, проникнуться к ней сочувствием и каким-то образом… вынудить ее к сотрудничеству в коротком телекинетическом путешествии. Всего на дюйм. Он подался вперед, желая лучше разглядеть функциональную простоту конструкции: пятигранный конус, чтобы удобнее было взять ее в руки и удерживать, толстое стекло на донышке для устойчивости, блестящая металлическая крышка…
Ничего. Солонка стояла на столе перед ним и не собиралась двигаться, представляясь неподвижным мифологическим объектом, настолько тяжелым, что его не взвесить, навечно прикрепленным к этому времени и месту.
Но конечно, как и любые материальные формы во вселенной, она не была неподвижной и в каком-то смысле все время двигалась, никогда не пребывала в состоянии покоя. В конечном счете она состояла из миллиардов постоянно двигающихся атомов, элементы которых вращались на орбитах, словно планеты вокруг миллиардов светил. Солонка участвовала в непрерывном движении на субатомном уровне, неистово двигалась внутри собственной структуры, придать ей дополнительное движение было не так уж и трудно: один маленький толчок на микрокосмическом уровне человеческого восприятия, один маленький подскок, прыжок, всего один…
Доминик внезапно ощутил в себе плавучесть, ему показалось, что какая-то таинственная сила вот-вот поднимет его, но вместо него — наконец-то — шевельнулась солонка. Этот бытовой предмет настолько привлек его внимание, что он на время забыл про Джинджер и других и вспомнил об их присутствии, когда все как один охнули и тихо вскрикнули. Нет, солонка не проехала один дюйм по столу — или два, или десять, или двадцать, — а поднялась в воздух, словно гравитация перестала действовать на нее. Как крохотный стеклянный шарик, она всплыла вверх — один фут, два, три — и остановилась в четырех футах над поверхностью, где стояла неподвижно всего секунду назад. Она зависла в нескольких дюймах над уровнем глаз стоявших. Все с благоговейным трепетом смотрели на нее.
В дальнем конце стола так же оторвалась от стола перечница Брендана. Тот с открытым ртом и распахнутыми глазами смотрел, как она поднимается. Когда цилиндр остановился ровно на том же уровне, что и солонка, Брендан наконец осмелился отвести от него взгляд. Он посмотрел на Доминика, тут же перевел нервный взгляд назад на перечницу, словно подумал, что она упадет, если перестать смотреть на нее, потом еще раз посмотрел на Доминика, когда понял, что для продолжения левитации нет необходимости в визуальном контакте. В глазах священника явственно читались противоречивые чувства: удивление, недоумение, озадаченность, страх и эмоциональное признание крепкого братства, существовавшего между ним и Домиником благодаря той странной способности, которой владели оба.
Доминику казалось невероятным, что ему не нужно прилагать никаких усилий, чтобы удержать солонку в воздухе. А кроме того, трудно было поверить, что он имеет какое-то отношение к этому волшебному представлению. Он не чувствовал, что властвует над этим предметом, управляет им. Не чувствовал, что из него исходит некая сила. Его телекинетические способности явно функционировали независимо от сознания, как сердце или легкие.
Брендан поднял обе руки. Все увидели красные кольца.
Доминик посмотрел на свои ладони и увидел на каждой ту же ярко горящую, непостижимую стигму.
Что они означали, эти круги?
Солонка и перечница, повисшие над головами, порождали в Доминике какое-то ожидание, даже большее, чем он чувствовал в начале эксперимента. Другие, видимо, испытывали то же самое, потому что стали просить Доминика и Брендана показать что-нибудь еще.
— Невероятно! — сказала Джинджер, у которой от волнения перехватило горло. — Вы продемонстрировали нам вертикальное движение, левитацию. А вы можете двигать их горизонтально?
— А что-нибудь потяжелее? — спросил Нед Сарвер.
— Свет, — сказал Эрни. — Вы способны генерировать красный свет?
Доминик, решив показать что-нибудь более скромное, решил придать солонке небольшое вращательное движение, и та мигом принялась крутиться в воздухе, исторгнув новые охи у наблюдателей. Несколько мгновений спустя начала вращаться и перечница Брендана. Блестящие металлические крышечки обоих предметов, их стеклянные грани отражали свет потолочных ламп, яркие лучи разбегались по залу, стыки граней отбрасывали искорки света, отчего перечница и солонка становились похожими на сверкающие рождественские украшения.
Одновременно два маленьких предмета начали двигаться друг навстречу другу — горизонтальное движение, о котором просила Джинджер, хотя Доминику казалось, что он не посылал такой команды. Он предположил, что слова Джинджер передались через его подсознание, которое использовало теперь телепатическую энергию для передачи команд: от него не требовалось сознательных усилий. Было что-то жутковатое в том, что он управлял солонкой, не понимая, как это делается.
Перечница и солонка прекратили двигаться в центре трех соединенных столов, повиснув в десятке дюймов друг от друга и вращаясь чуть быстрее прежнего. Потом они начали крутиться вокруг друг друга по идеально круговым синхронным орбитам. Но это продолжалось всего несколько секунд. Внезапно скорость их вращения — и вокруг своей оси, и вокруг друг друга — еще больше увеличилась. Орбиты стали куда более сложными, параболическими.
Наблюдатели, захваченные, завороженные зрелищем, смеялись и аплодировали. Доминик посмотрел на Джинджер, чье сияющее лицо светилось от чистейшего духовного подъема, делавшего ее еще красивее. Она опустила взгляд с солонки и перечницы на Доминика, улыбаясь от охватившей ее бури эмоций, и подняла вверх большой палец. Эрни Блок и Джек Твист наблюдали за этим пилотажем, раскрыв рты от удивления, превратившись из закаленных боями солдат в мальчишек, впервые в жизни увидевших фейерверк. Фей со смехом встала и протянула руки к солонке и перечнице, словно пыталась ощутить чудесное поле той силы, которая удерживала их в воздухе. Нед Сарвер тоже смеялся, а Сэнди плакала, и Доминик испугался, но тут же увидел, что она одновременно улыбается, а слезы на ее щеках — это слезы радости.
