— Господи, — сказала Сэнди, поворачиваясь к Доминику, словно почувствовала, что он смотрит на нее. — Разве это не замечательно? Чем бы это ни было, разве оно не замечательно? Свобода… свобода полета… преодоление притяжения… подъем и полет…
Доминик точно знал, что именно она чувствует и что пытается сказать, поскольку испытывал то же самое. На мгновение он забыл, что обладание подобными способностями навсегда отгородит его от людей, не владеющих таким даром, и преисполнился восторженного чувства причастности к чему-то чудесному, осознанием того, что это может означать гигантский скачок в эволюционном развитии, освобождение от цепей, ограничивающих возможности человека. Сегодня вечером в гриль-кафе «Транквилити» возникло ощущение, что здесь творится история и ничто в мире больше не будет таким, как прежде.
— Сделайте еще что-нибудь, — попросила Джинджер.
— Да, — сказала Сэнди. — Покажите еще что-нибудь. Покажите.
В других частях комнаты со столов взмыли другие солонки: шесть, восемь, десять, неподвижно повисели одно мгновение, потом начали вращаться, как и первая.
Мгновенно в воздух поднялось столько же перечниц, которые тоже начали вращаться.
Доминик по-прежнему не понимал, как у него это получается, — он не совершал никаких усилий, просто его мысль становилась реальностью, словно желания могли сбываться. Он подозревал, что Брендан пребывает в таком же недоумении.
Музыкальный автомат, до того молчавший, вдруг начал играть песню Долли Партон, хотя никто не нажимал кнопок.
«Это я или Брендан?» — недоумевал Доминик.
— Господи боже, меня так переполняют эмоции, что я могу плотц! — воскликнула Джинджер.
Доминик рассмеялся и спросил:
— Плотц? Что такое плотц?
— Взорваться, — ответила Джинджер. — Меня так переполняют эмоции, что я могу взорваться!
Солонки и перечницы, образовав пары, вращались, крутились вокруг друг друга. Потом все одиннадцать пар начали двигаться по залу, словно поезд, постоянно ускоряясь, рассекали воздух со свистящим звуком, отбрасывали отраженные лучи света.
Неожиданно над полом поднялись двенадцать стульев, но не смирно и игриво, как солонки и перечницы, а с такой яростью и силой, что вмиг оказались под потолком и с оглушающим грохотом ударились об него. Два стула попали в светильник типа «каретный фонарь», лампочки в нем лопнули, и света в зале стало на четверть меньше. Фонарь сорвался со скоб и проводов и рухнул на пол в двух-трех футах от Доминика. Стулья остались под потолком и вибрировали, словно стая огромных летучих мышей, парящих на темных крыльях. Большинство солонок и перечниц как безумные носились по комнате над головами людей, хотя несколько были сбиты стульями, когда те устремились вверх, к потолку. Наконец еще несколько перестали вращаться, они хаотично сошли со своих орбит, прекратили участвовать в общем направленном движении, завихляли и попадали на пол. Одна из них ударила Эрни в плечо, и он вскрикнул от боли. Доминик и Брендан утратили контроль над ними. Но поскольку они не знали толком, как обрели этот контроль, то не смогли сразу восстановить его.
В мгновение ока праздничное настроение перешло в паническое. Зрители стали забираться под столы, остро осознавая, что воспарившие стулья, зловеще ударяющие в потолок, гораздо опаснее солонок и перечниц. Этот шум разбудил Марси. Она села в полукабинете, куда ее уложила Д’жоржа, заплакала и принялась звать мать. Д’жоржа взяла девочку на руки и, прижимая ее к себе, залезла под один из столов; теперь все укрылись, незащищенными остались только Брендан и Доминик.
Доминик чувствовал себя так, словно в его руки вставили по гранате и это должно было длиться вечно.
Еще три или четыре солонки или перечницы утратили способность парить и камнем полетели вниз. Двенадцать стульев принялись колотиться о потолок еще более агрессивно, от них откалывались щепки.
Доминик не знал, укрыться ему или попытаться вернуть контроль над предметами. Он посмотрел на Брендана, пребывавшего в таком же недоумении.
Наверху три оставшихся каретных фонаря бешено раскачивались на цепочках, отчего по полу метались страшноватые тени. Бьющиеся о потолок стулья выбивали из него куски штукатурки.
Солонка упала перед Домиником и ударилась о стол, словно маленький метеорит. Стекло, слишком толстое, не разлетелось на осколки, солонка распалась на три или четыре части, соль полетела во все стороны, и Доминик отпрянул, уворачиваясь от белого порошка.
Он вспомнил о карусели бумажных лун в доме Ломака шесть дней назад, поднял обе руки к дребезжащим стульям и крутящимся солонкам и перечницам, сжал кулаки, убрав с глаз долой красные стигмы, и сказал:
— Хватит. Прекратите немедленно. Хватит!
Стулья наверху перестали вибрировать. Солонки и перечницы остановили свой танец и неподвижно повисли в воздухе.
На секунду-другую в кафе воцарилась неестественная тишина.
Потом двенадцать стульев и оставшиеся солонки попадали, отскакивая от столов и других стульев, так и не пустившихся в полет. Наконец все успокоилось и замерло, породив мешанину ножек и спинок. Доминик и Брендан остались целы и невредимы, как и те, кто прятался под столами. Доминик моргал, глядя на священника, а вокруг стояла кладбищенская тишина. Это безмолвие длилось дольше предыдущего. Время словно остановилось, пока плач Марси и успокаивающее бормотание ее матери не запустили машину реальности, вытянувшую остальных из их убежищ.
Эрни все еще потирал плечо там, куда его ударила солонка, но, кроме ушиба, не мог ни на что пожаловаться. Больше никто не пострадал, хотя все были потрясены.
Доминик видел, как все смотрят на него и на Брендана. Настороженно. Именно так в его представлении они и должны были смотреть на него, если бы в нем обнаружились паранормальные способности. Именно таких взглядов он и боялся. Черт побери.
Казалось, только Джинджер, единственную из всех, не смущал его новый статус. Она радостно обняла Доминика и проговорила:
— Важно то, что оно у вас есть. Оно у вас есть, и в ваших силах научиться им пользоваться. Это замечательно.
— Вовсе не уверен, — сказал Доминик, глядя на сломанные стулья, на упавшие с потолка части фонаря.
Джек Твист стряхивал с одежды соль и сухую пыль. Д’жоржа продолжала успокаивать испуганную дочку. Фей и Сэнди вынимали из волос щепки и другой мусор, а Нед размышлял, насколько опасны провода, свешивавшиеся с потолка в том месте, где прежде находился фонарь.
— Джинджер, — произнес Доминик, — даже когда я пользовался своей способностью, то не понимал, как делаю это. А когда все вокруг взбесилось, я не знал, как это остановить.
— Но все же остановили, — сказала она и обняла его за талию одной рукой, словно зная — дай ей бог здоровья, — что ему необходима теплота человеческого контакта. — Вы его остановили, Доминик.
— Но может, в следующий раз у меня не выйдет. — Он понял, что его трясет. — Вы посмотрите, какой хаос! Джинджер, бог мой, кто-нибудь мог получить серьезные травмы!
