— Да уж, — сказал Пит, — что такого важного в этом «Маленьком докторе»?
Марси неистово сорвала обертку, увидела под ней подарок, которого она так ждала, и тут же успокоилась, ее перестало трясти.
— «Маленькая мисс доктор»! Санта не забыл!
— Детка, может быть, это не от Санты, — сказала Д’жоржа, с радостью наблюдая, как странное, нехорошее настроение покидает любимую дочку. — Не все твои подарки от Санты. Ты посмотри на ярлычок.
Марси покорно нашла ярлычок, прочла несколько слов, подняла голову с неопределенной улыбкой:
— Это от… папы.
Д’жоржа почувствовала, что родители уставились на нее, но не встретилась с ними взглядом. Они знали, что Алан уехал в Акапулько со своей новой девкой, пустоголовой блондинкой по имени Пеппер, даже не дав себе труда оставить Марси хотя бы открытку, — и явно не одобряли Д’жоржу, которая позволила ему уехать и оставить ее ни с чем.
Позднее, когда Д’жоржа на кухне присела перед духовкой, проверяя индейку, к ней подошла мать и тихо сказала:
— Почему ты это сделала, Д’жоржа? Зачем написала имя этого паршивца на подарке, которого ей хотелось больше всего?
Д’жоржа наполовину вытащила поднос из духовки, подобрала ложкой жир со сковородки и полила им блюдо. Наконец она сказала:
— Зачем портить Марси Рождество только из-за того, что ее отец — сукин сын?
— Ты не должна скрывать от нее правду, — спокойно сказала Мэри.
— Правда слишком уродлива для семилетней девочки.
— Чем скорей она узнает, что ее папочка — мерзавец, тем лучше. Ты же знаешь, что́ твой отец слышал о женщине, с которой живет Алан?
— Очень надеюсь, что к полудню эта птичка будет готова.
Но Мэри не желала менять тему:
— Она в списке вызовов двух казино, Д’жоржа. Пит слышал. Понимаешь, о чем я говорю? Девушка по вызову. Что с ним такое? — (Д’жоржа закрыла глаза и глубоко вздохнула.) — Если он не хочет считать Марси своей дочкой, прекрасно. Бог знает какие болезни он подхватит от этой женщины.
Д’жоржа засунула индейку в духовку, закрыла дверцу и встала.
— Мы можем уже оставить эту тему?
— Я думала, тебе интересно узнать, что представляет собой эта женщина.
— Ну, теперь я знаю.
Их голоса стали тише, напряженнее.
— А если он вдруг заявится и скажет, что они с Пеппер хотят взять Марси в Акапулько, или в Диснейленд, или к себе, чтобы она пожила с ними?
Д’жоржа раздраженно ответила:
— Мама, он не хочет иметь ничего общего с Марси, потому что она напоминает ему о его обязанностях.
— Но что, если…
— Мама, черт побери!
Хотя Д’жоржа и не повышала голоса, в этих трех словах слышалось столько злости, что мать моментально отреагировала. На ее лице появилось обиженное выражение. Словно ужаленная, Мэри отвернулась от Д’жоржи, быстро подошла к холодильнику, открыла его, увидела, что он битком набит, и стала изучать содержимое.
— Ой, ты приготовила клецки.
— Не из магазина, — ответила Д’жоржа дрожащим голосом. — Домашние.
Она хотела снять напряжение, но тут же поняла, что ее замечание может быть неправильно истолковано — как язвительное напоминание о недовольстве ее отца покупным печеньем. Прикусив губу, она проглотила наворачивавшиеся на глаза слезы.
Продолжая разглядывать содержимое холодильника, Мэри с дрожью в голосе сказала:
— У тебя и картошка будет? А это что… а, ты уже нашинковала капусту для салата. Я думала, тебе понадобится помощь, но ты, кажется, все предусмотрела.
Она закрыла дверцу холодильника и поискала глазами, что бы ей сделать, желая чем-нибудь занять себя и прогнать возникшую неловкость. На ее глазах выступили слезы.
Д’жоржа, словно на крыльях, отлетела от стола и заключила мать в объятия. Мэри тоже обняла дочку. Несколько секунд они стояли молча, понимая, что говорить сейчас невозможно и не нужно. Наконец Мэри сказала:
— Не знаю, что со мной. Моя мать вела себя так же по отношению ко мне. Я поклялась себе, что никогда такой не буду.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть.
— Может, это оттого, что ты у меня одна. Если бы я могла родить еще двоих, я бы не была так строга с тобой.
— Отчасти это моя вина, ма. Я в последнее время такая раздражительная.
— Да, я понимаю. — Мать крепко прижала дочь к себе. — Этот паршивец тебя бросил, тебе нужно зарабатывать, Марси пойдет в школу… У тебя есть причины быть раздражительной. Мы так тобой гордимся, Д’жоржа. Ты столько всего делаешь, это отнимает много сил.
Из гостиной донесся визг Марси.
«Что еще?» — подумала Д’жоржа.
Она вошла в гостиную и увидела, что ее отец пытается убедить внучку поиграть с куклой.
— Ты посмотри, — говорил Пит, — куколка плачет, если ее наклонить в одну сторону, а наклонишь в другую — начинает хихикать!
— Я не хочу играть с этой дурацкой куклой! — надулась Марси. Она держала в руке игрушечный шприц из пластика и резины из набора «Маленькая мисс доктор», снова испытывая напряженное беспокойство и волнение. — Я хочу сделать тебе еще укол.
— Но, детка, — возразил Пит, — ты уже сделала мне двадцать уколов.
— Я должна практиковаться, — сказала Марси. — Я никогда не смогу лечить себя, если не начну практиковаться прямо сейчас.
Пит недовольно посмотрел на Д’жоржу:
— Что это у нас за дела с «Маленькой мисс доктор»?
— Хотела бы я знать, — ответила Д’жоржа. Марси поморщилась, нажимая на поршень игрушечного шприца. На ее лбу блестел пот. — Хотела бы я знать, — встревоженно повторила она.
Бостон, Массачусетс
Это было худшее Рождество в жизни Джинджер Вайс.
Хотя ее любимый папочка был евреем, он всегда праздновал Рождество на светский манер, потому что любил этот праздник как символ гармонии и доброй воли. После смерти отца Джинджер продолжала считать 25 декабря особым днем, несущим радость. В Рождество она никогда не чувствовала себя подавленной — до этого раза.
Джордж и Рита делали все возможное, чтобы Джинджер принимала участие в торжествах наравне со всеми, но она остро ощущала себя чужой. Трое сыновей четы Ханнаби с семьями приехали на несколько дней в «Бейвотч», и огромный дом наполнился детским смехом. Все старались подключить Джинджер к традиционным занятиям семейства Ханнаби: от нанизывания попкорна на бечевку до колядования.
Утром праздничного дня она вместе со всеми смотрела, как дети набрасываются на гору подарков, и, следуя примеру других взрослых, ползала с ребятами по полу, помогая им собирать новые игрушки и осваивать их. Часа на два отчаяние отпустило ее, и она невольно стала одной из Ханнаби.
