— Да, но, вероятно, в последние несколько дней перемены в нем должны были стать особенно заметными, не похожими на простое чудачество. Когда он вам сказал, что составил завещание, и попросил положить его в сейф, у вас не возникло вопросов? В его поведении, внешности, душевном состоянии не было ничего, что насторожило бы вас?
Пеппер нетерпеливо встала:
— Я не психолог, дорогая. Его вещи в спальне. Если вы хотите отдать его одежду благотворительной конторе, я им позвоню. Но остальное — драгоценности, личные вещи — вы можете взять прямо сейчас. Я покажу где.
Ужасно было думать о моральном падении Алана, но Д’жоржа чувствовала и свою вину в его смерти. Не могла ли она сделать что-нибудь, чтобы его спасти? Раз он оставил свои немногие пожитки Марси и назвал Д’жоржу своим душеприказчиком, то, значит, в свои последние дни тянулся к ним — и хотя жест этот был жалким и нелепым, он тронул Д’жоржу. Она попыталась вспомнить тон Алана во время телефонного разговора перед Рождеством, когда слышала его в последний раз. Холодность, самонадеянность, эгоизм — но, может быть, она не различила чего-то другого, трудноуловимого, скрытого под внешней жестокостью, бравадой: отчаяния, смятения, одиночества, страха?
Размышляя об этом, она последовала за Пеппер в спальню. Ее терзало предстоящее копание в вещах Алана, но теперь это входило в ее обязанности.
В середине коридора Пеппер остановилась перед одной из дверей и толкнула ее:
— О черт! Не могу поверить, что эти треклятые копы оставили все в таком виде.
Д’жоржа заглянула в комнату и поняла, что это ванная, в которой Алан покончил с собой. На бежевом плиточном полу повсюду была кровь. Брызги крови попали на стеклянную дверь душевой кабинки, на раковину, на полотенца, на корзинку для мусора, на унитаз. На стенке за унитазом засохшая кровь приняла жутковатую форму, напоминая пятно Роршаха, отражавшее психологическое состояние Алана и заключавшее в себе смысл его смерти. Знающий человек мог бы, наверное, расшифровать.
— Выстрелил в себя два раза, — сказала Пеппер, сообщая Д’жорже подробности, которые та вовсе не желала знать. — Сначала в пах. Странно, правда? Потом сунул ствол себе в рот и нажал на спусковой крючок.
Д’жоржа ощущала слабый медный запах крови.
— Чертовы копы. Они должны были убрать самое жуткое, — сказала Пеппер, словно полагала, что копов надо снабжать не только пистолетами, но и щетками и мылом. — Моя экономка придет только в понедельник. И не захочет иметь дело с этой дрянью.
Д’жоржа стряхнула с себя гипнотический транс, в который ее ввело созерцание залитой кровью ванной, и сделала вслепую несколько шагов по коридору.
— Эй, — окликнула ее Пеппер, — с вами все в порядке?
Д’жоржа подавила рвотный рефлекс, сжала зубы и, быстро пройдя по коридору, прислонилась к косяку другой двери.
— Эге, дорогая, вы все еще по нему сохли, верно?
— Нет, — тихо сказала Д’жоржа.
Пеппер подошла к ней, придвинулась ближе, положила ей на плечо руку в неуместном утешительном жесте:
— Точно, сохли. Господи Исусе, простите. — Пеппер излучала приторное сочувствие, и Д’жоржа подумала: способна ли эта женщина на искренние эмоции, не уходящие корнями в эгоистичные интересы? — Вы сказали, что ваша любовь выгорела, но я должна была заметить.
Д’жорже хотелось закричать: «Ты глупая сука! Ничего я по нему не сохну, но, бога ради, все же он был человеческим существом. Как ты можешь быть такой бесчувственной? Что с тобой такое? Неужели в тебе нет ничего человеческого?»
Но лишь проговорила в ответ:
— Я в порядке. В порядке. Где его вещи? Я хочу посмотреть их и поскорее уйти.
Пеппер открыла дверь, у которой стояла Д’жоржа, — та вела в спальню.
— Он держал свои вещи в нижнем ящике комода, потом в левой части туалетного столика. И в этой половине стенного шкафа.
Пеппер вытащила нижний ящик комода.
Комната вдруг показалась Д’жорже призрачной и нереальной, словно это было во сне. Сердце заколотилось, она обошла кровать и направилась к первому из трех предметов, которые наполняли ее страхом. Книги. С полдесятка книг на прикроватной тумбочке. На корешках двух из них стояло слово «луна». Д’жоржа перебрала их дрожащими руками и обнаружила, что все они посвящены одному предмету.
— Что-то не так? — спросила Пеппер.
Д’жоржа перешла к столику, на котором стоял глобус размером с баскетбольный мяч. От него отходил шнур. Она щелкнула выключателем на шнуре, и глобус засветился матовым сиянием от лампы внутри его. Оказалось, что это был не земной шар, а лунный: луна со всеми ее геологическими особенностями — кратерами, хребтами, долинами, снабженными четкими надписями. Д’жоржа крутанула сверкающий шар.
Третьей вещью, испугавшей ее, был телескоп, стоявший у окна, рядом со столиком. Ничего особенного, телескоп как телескоп, но Д’жорже он показался зловещим, даже опасным, вызвав у нее темные, непонятные ассоциации.
— Это вещи Алана, — сказала Пеппер.
— Он интересовался астрономией? С каких пор?
— Последние два-три месяца, — сказала Пеппер.
Сходство между состояниями Алана и Марси породило у Д’жоржи тревогу. Иррациональная боязнь докторов у Марси. Маниакальные сексуальные потребности у Алана. При всем различии психологических проблем — навязчивый страх в одном случае, навязчивое влечение в другом — общим для них был навязчивый характер. Марси, кажется, излечилась от своей фобии. Алан оказался не таким счастливым. Не было никого, кто помог бы ему, и он сломался, отстрелил себе гениталии, которые взяли власть над ним, а потом пустил пулю в лоб. Дрожь пробрала Д’жоржу. Совсем не случайное совпадение — одновременно возникшие проблемы у отца и дочери. Еще менее случайным было то, что отец и дочь питали странный интерес к луне. Алан не видел Марси полгода, а их последний телефонный разговор состоялся в сентябре, за несколько недель до того, как у них началась лунная мания. Никаких контактов, во время которых мания могла бы передаться, — похоже, одержимость возникла в каждом из них спонтанно.
Вспомнив про сны Марси, нарушавшиеся вторжением луны, Д’жоржа спросила:
— Вы не знаете, были у него какие-нибудь необычные сны? Про луну?
— Были. как вы догадались? Были у него такие сны, но он, просыпаясь, не помнил подробностей. Они начались у него… еще в октябре, кажется. А что? Это имеет значение?
— Это были кошмары?
Пеппер отрицательно покачала головой:
— Не то чтобы кошмары… Я слышала, как он разговаривает во сне. Иногда пугался чего-то, но чаще улыбался.
Д’жорже показалось, что ее мозг оледенел.
Она посмотрела на подсвеченный лунный глобус.
«Что, черт возьми, происходит? — думала она. — Общее для двоих сновидение. Неужели такое возможно? Как? Почему?»
