Впрочем, я, пожалуй, несправедлива. Я ведь с радостью кормила бы тех двоих, кого так ждала: отца и мать. Возможно, Радха послана мне в наказание за позор, которым я их покрыла. После моего побега и родители, и свекровь, и Хари наверняка стали изгоями. Их не звали ни на религиозные церемонии, ни на свадьбы, ни на дни рождения, ни на похороны, а то и плевали им вслед. Я вспыхнула от стыда.
Радха склонила голову на грудь, и я заметила, что она заснула под мерное покачивание коляски. Она привалилась было ко мне, но я отодвинулась, досадуя на ее близость, и она отклонилась в другую сторону, откинула голову на потрепанную парусину кабинки.
Я наконец рассмотрела ее лицо – овальное, как у Маа, не сердечком, как у нас с Питаджи. Если Радха родилась в тот год, когда я ушла, значит, сейчас ей тринадцать, но выглядела она старше. Меж бровей и вдоль уголков рта у нее уже залегли морщины.
Я оглядела круглые темные отметины на ее руках – видимо, следы пальцев Хари. Я сбежала от его побоев, и он выместил злобу на Радхе? При мысли об этом меня бросило в дрожь.
Радха тоже вздрогнула, точно в ответ. Я укутала ее худенькое тело своей шерстяной шалью. Вряд ли у нее есть свитер. Должно быть, намерзлась в дороге.
Кожа у нее была чуть темнее моей. Наверняка она больше моего бывала под открытым небом: таскала воду из деревенского колодца, собирала навоз под полуденным солнцем, как я много лет назад. Ступни в трещинах. Купание придется отложить до утра – не хватало еще перебудить всех домашних миссис Айенгар и вдобавок мистера Панди с женой.
Раз ей тринадцать, значит, учится в шестом классе. Надо будет подыскать ей государственную школу. От дочерей клиенток я знала, что новый учебный семестр начнется в январе. А до того как быть? Не могу же я оставить Радху у себя в комнате, пока я разъезжаю по клиенткам. Миссис Айегар любопытна, она замучает ее расспросами. Может, брать Радху с собой? Одежда! Нужно ее приодеть, прежде чем вывозить в общество.
Голову распирало от мельтешащих мыслей. О том, что дальше, было страшно и думать. А то не засну.
Я потрясла Радху за плечо, чтобы разбудить. Мне придется многому ее научить, и как можно скорее.
Три
16 ноября 1955 года
За символическую плату миссис Айенгар разрешала пользоваться ее альмирой. На одной полке я держала сложенные сари в изящных узорах пастельных оттенков: в крапинку, тонкую полоску, мелкий – не крупнее божьей коровки – цветочек. На другой – кофточки, разложенные по цветам: светло-голубые, ярко-зеленые, карамельно-розовые, кипенно-белые, цвета слоновой кости. Шальвар-камизы, которые я любила носить, когда была помоложе, лежали на нижней полке, вместе с однотонными чунни.
– Это все твое, Джиджи? – Радха, после купания завернутая в полотенце, заглянула в альмиру и потерла палец о палец, словно хотела пощупать хлопок и изысканные шелка. Вчера вечером в коляске рикши я рассказала ей о своих клиентках и предупредила:
– В-четвертых, никогда не трогай чужого. Пикнуть не успеешь, как тебя обвинят в воровстве.
Я выбрала розовое сари с каймой из пурпурных цветов и проворно разгладила складки, прежде чем заправить полотнище за пояс моей нижней юбки.
– Большинство моих клиенток хлопок не носят, только шелка, да такие тонкие, что их можно протянуть через кольцо. По особым случаям надевают сари, расшитые золотой и серебряной нитью. – Я взглянула на Радху. – Недавно я рисовала мехенди невесте. Ее сари было так густо расшито золотом, что сестры втроем вели ее по ступенькам к мандапу.
– Как же она шла вокруг костра?
Я приподняла бровь.
– Очень-очень медленно.
Радха рассмеялась неожиданно грудным смехом, шелестевшим, точно карты, которые мальчишки цепляют к спицам велосипедов.
Я со стуком бросила на пол коричневые сандалии на плоской подошве, с гладкими ремешками, заставила Радху обуться. Судя по мозолям на пятках, она привыкла бегать босиком. С сандалиями ей легче будет привыкнуть к обуви.
Она скинула полотенце, и я снова увидела синяки. Вчера они были кроваво-красные, сегодня чуть побледнели. Наши взгляды встретились, и Радха скрестила руки на груди, чтобы спрятать от меня синяки.
– Меня овца боднула, когда мы ехали в грузовике. Завтра пройдет.
Мы многое скрывали друг от друга. На заре, когда я на крыше купала сестру – до того, как проснутся дворничихи и примутся подметать улицу, до того, как служанка миссис Айенгар придет за выстиранными сари, которые вчера развесила сушиться, – Радха отказывалась говорить об одном, я – о другом. Меня обуревали противоречивые чувства: очень хотелось спросить, не бил ли ее Хари (как когда-то меня), но я боялась узнать правду. Что бы она ни ответила, я заранее винила во всем себя. Наверняка он это сделал, чтобы отплатить мне.
Я надела на нее ярко-зеленую рубаху, разгладила на ее худеньких плечиках. Камиза была слишком широка для ее узкой груди; я защипнула ткань, чтобы посмотреть, насколько придется ушивать. Белые хлопковые шальвары нужно будет укоротить на дюйм-другой: сейчас штанины волочились по полу, а в талии были свободны на добрые пять дюймов. Наконец я набросила Радхе на плечи белый шифоновый чунни и отступила на шаг, чтобы оценить дело своих рук.
Зеленая рубаха подчеркивала ее иссиня-зеленые глаза; волосы ее казались чернее. Я оттерла Радху от пыли и грязи, и теперь ее розовая кожа блестела от кокосового масла. Уложить волосы, повесить на шею ожерелье, немного подкормить – и сестру будет не отличить от дочерей моих клиенток.
Радха заметила, что я любуюсь ею, и застенчиво улыбнулась.
– Джиджи, у тебя нет чего-то поярче?
– Кричащие расцветки носят деревенщины, – сказала я. – Яркими могут быть только шелка, как у моих клиенток. И забудь о дешевых, расшитых стекляшками сари: ты не прачка.
Она приоткрыла рот, губы у нее задрожали.
Не слишком ли я резка?
Радха уставилась в горлышко мутки, который привезла с собой из деревни. Там блестели россыпи крошечных стеклышек на подвенечном сари нашей матери.
Я не сразу поняла, что задела сестру за живое, совсем как на крыше, когда ловила блох в ее волосах.
– Ты вообще не моешься, что ли? – спросила я.
– Мы десять дней ехали на подводе с сахарным тростником, потом на грузовике с овцами, – жалобно, точно извиняясь, ответила Радха.
Я мигом пожалела о том, что и как сказала. Если Хари прикарманил мои деньги, она-то тут при чем? Да и у меня в Аджаре были блохи, когда я околачивалась среди коз и шелудивых псов. Надо быть с нею помягче.
Со двора донесся звон металлических бидонов, возвещая о прибытии молочника. Обрадовавшись поводу сменить тему, я поспешно обулась.
– Пойду перехвачу дуд-валлу. Нам нужен литр молока на бурфи.
