Вот о чем писал доктор Кумар. Радха уже привязалась к ребенку и не вынесет разлуки. Но я ничего не сказала. Давно уже сестра так не льнула ко мне. И я боялась ее оттолкнуть.
Радха ахнула, и я отстранилась, недоумевая, в чем дело. Она в изумлении таращилась на меня. Раскрыла рот, но не вымолвила ни слова. Потом издала оглушительный вопль.
Как и в первую нашу встречу, доктор Кумар обвел взглядом комнату – металлический стол, кожаные кресла, выцветшая фотокарточка леди Брэдли – и наконец посмотрел на меня.
– Мальчик. Семь фунтов, плюс-минус унция. Некрупный, но абсолютно здоровый. Радха чувствует себя хорошо. Ее швы со временем заживут.
Я прикрыла рот ладонями, вздохнула с облегчением. Она чувствует себя хорошо! Моя сестра чувствует себя хорошо! Я едва не бросилась доктору на шею. «У Радхи родился сын!» – к собственному удивлению, с гордостью подумала я и тут же подавила это чувство: отныне ребенок принадлежит махарадже.
Я уронила руки.
– Где он сейчас?
– Сестры его обмывают, а потом, как вы и просили, отнесут в палату для новорожденных.
Я кивнула.
– А Канта? Как она?
Доктор перевел взгляд на батик со слоном и погонщиком, висящий на стене позади меня.
– Внутренние органы не пострадали. От инфекции даем лекарства. Но… я не хотел говорить, миссис Агарвал настояла. – Доктор Кумар уставился на свои руки. – Она не сможет иметь детей. Ее организм перенес тяжелейшую травму.
Ох, Канта. Я схватилась за грудь, чтобы успокоить сердце.
– Все-таки ваши лекарства лучше моих трав, доктор Кумар. Ни одно из моих снадобий не помогло ей сохранить ребенка.
– Без вашей помощи она вообще не смогла бы зачать.
Вошла медсестра, протянула доктору чашку чая. Он отдал ее мне, попросил принести еще одну.
– Пейте, миссис Шастри. Пожалуйста. У вас измученный вид.
Я с благодарностью взяла чашку.
– Я еще не привыкла к высокогорью. Мы ехали сюда по такому серпантину… теперь я понимаю, почему люди предпочитают поезд.
– Рад, что вы добрались благополучно. – Он уставился на свои ботинки.
Медсестра принесла чашку горячего чая, отдала доктору. Под глазами у него набрякли мешки: он тоже всю ночь не спал.
– Я хочу вам кое-что показать. – Доктор Кумар провел меня по коридору. Через двойные двери мы вышли в сад. Здесь, в Гималаях, солнце было ближе и такое нестерпимо яркое, что я зажмурилась. Глаза не сразу приспособились к свету, но наконец я, прищурясь, разглядела окружающие нас розовые розы, голубые гибискусы и оранжевые бугенвиллеи.
По садовым дорожкам в сопровождении родных и медсестер гуляли пациенты, кутаясь в шали от раннесентябрьской прохлады.
Доктор Кумар обвел сад рукой, в которой держал чашку.
– Что скажете?
После событий последних суток я буквально валилась с ног, но вид цветущего сада меня ободрил.
– Очень красиво.
– И пациентам нравится. Однако, мне кажется, из этого сада можно извлечь гораздо больше пользы.
Подул холодный ветер, и у меня озябли руки и ноги. Я грелась чаем. Доктор Кумар поставил свою чашку на скамью, снял белый халат и набросил мне на плечи. Халат хранил тепло его тела, пах перечной мятой, лаймом и антисептиком.
– Я вам уже не раз писал об этом… Я все чаще и чаще прихожу к мысли, что травяные снадобья гималайских народов вполне можно использовать в современной медицине. Если бы их самодельные примочки и микстуры не помогали… они бы их и не делали. – Он говорил отрывисто, будто мысли в его голове вспыхивали и тут же гасли. – Я убежден, что нам стоит перенять их методы. В дополнение к нашим. То есть лечить и теми, и другими средствами. И я… мне бы хотелось проверить мою гипотезу. – Он наклонил голову. – Я надеялся, что вы мне поможете.
– Я?
– Вы подскажете нам, что сажать, какие растения и кустарники, – здесь, в этом саду. Помните тот порошок из нима? Он отлично помог моему юному пациенту. Дерматит исчез без следа… Так почему бы нам не выращивать здесь целебные растения? – Его серые глаза оживленно блестели.
– Вы серьезно?
– Совершенно.
Чашка плясала в моих пальцах – то ли от волнения, то ли от усталости, то ли от восторга. Я давно мечтала разбить настоящий сад целебных растений, где посадила бы ним, тулси, миндаль, герань, крокусы, горькую тыкву. И ведь совсем недавно я могла осуществить эту мечту – у себя во дворе, – как вдруг лишилась этой возможности.
– Надеюсь, вы не забыли, что я живу в Джайпуре, – улыбнулась я.
– Вы будете консультировать меня по переписке, как сейчас. Я же помню, как вы… помогли миссис Харрис. Ваш травяной компресс принес куда больше пользы, чем мой укол. А мне все не верилось. И ваши горчичники вылечили меня от кашля… удивительно!
Он шаркнул ногой по булыжной дорожке.
– Я думаю, новая Индия… не совсем готова оставить старый уклад. Может, это и к лучшему. – Он взглянул на мое плечо. – В общем, подумайте об этом. – Доктор Кумар перевел взгляд на свою чашку с чаем. – Признаться, я очень расстроюсь, если вы… если вы откажетесь.
Тут его окликнула стоящая в двойных дверях тонкогубая сестра милосердия в белом чепце и указала на часики, приколотые к ее рясе.
– Пациенты. – Он застенчиво улыбнулся. – Быть может, продолжим после обхода…
– Я подожду здесь.
– Если хотите, я попрошу поставить для вас койку в палате Радхи. Вы, наверное, очень устали.
Я поблагодарила его.
Он кивнул, направился было к дожидавшейся его сестре, но повернулся и смущенно указал на халат.
– Вы позволите? – спросил он. – Хотя, быть может, вы планируете кого-нибудь оперировать…
Я со смехом вернула ему халат. На моем сари остался его запах, и, прогуливаясь по саду, я представляла, будто рядом со мною идет доктор Кумар и рассказывает о своих планах.
Радха спала. Я в который раз подивилась: эта девочка, которая пришла ко мне меньше года назад, была мне родной и одновременно такой чужой. То мне вдруг кажется, что я знаю ее всю жизнь, а то – что не знаю вовсе.
На соседней койке все так же лежала Канта. Она уже проснулась и отрешенно смотрела в потолок.
Я достала из сумки пузырек лавандового масла с перечной мятой, подошла к Канте, взяла ее за руку (не ту, к которой тянулась капельница, а другую), поцеловала тыльную сторону ее ладони, прижала к своей груди. За эти пять месяцев Канта будто постарела на несколько лет. Лицо стало землистым, морщины вокруг губ обозначились резче. Волосы потускнели, словно тоже лишились сил.
Я прижалась лбом к ее лбу.
Ввалившиеся глаза ее наполнились слезами.
