Доктор Кумар сел за стол. Глаза его снова забегали.
– Поликлинику мы открыли год назад. Для приема жителей гор. Лечиться у леди Брэдли съезжается вся округа. Богатые, как миссис Агарвал. И, конечно, как Радха, чье пребывание у нас оплачивает дворец. Но никто и никогда не занимался людьми, которые жили здесь… веками. – Доктор Кумар отважился бросить на меня застенчивый взгляд и продолжал: – Все началось с того, что ваше снадобье вылечило мальчишку от дерматита. И к нам стали стекаться пациенты. Сегодня их больше, чем когда-либо.
Я улыбнулась.
– Вы преувеличиваете мои заслуги.
Он посерьезнел.
– Ничуть, – сказал он. – По-моему, даже преуменьшаю.
В кабинет заглянула медсестра.
– Доктор, мы готовы.
Он встал.
– Пойдемте, покажу, о чем я говорил.
Приемную от смотровой отделяла занавеска из мешковины. В смотровой медсестра подсаживала беременную на стол. Доктор Кумар представил меня как консультантку по траволечению и начал опрашивать пациентку на смеси хинди и местного диалекта. Назвал мне диагноз, но медицинский термин я не поняла, и доктор объяснил простыми словами. Я тоже задала пациентке несколько вопросов; доктор переводил. Потом мы приняли еще пятерых, и в четырех случаях из пяти я порекомендовала целебные травы вместо западных лекарств.
Беременная мучилась от несварения желудка; я посоветовала ей горькую тыкву, тушенную с чесноком. Старушке с изуродованными артритом руками – масло нима; младенцу с коликами – асафетиду, которую можно купить на любом уличном лотке; пастуху с зобом – клубнику и ботву репы (лучше это, сказал он, чем ложиться под нож).
Настенные часы пробили одиннадцать.
Доктор Кумар взглянул на наручные часы.
– Наверное, Радха уже проснулась.
Как быстро пролетело время! Я так увлеклась осмотром, что и не думала ни о Радхе, ни о ребенке, ни о Канте. Не чувствовала голода и жажды.
Доктор рассмеялся.
– Что, понравилось? Я наблюдал за вами. Пожалуйста, скажите, что вы будете нам помогать! Правильно миссис Агарвал говорила: для вас непременно найдется работа… – Заметив выражение моего лица, он осекся.
Канта рассказывала ему о моих проблемах! Как я потеряла клиенток. И что у меня в кармане не найдется и двух анн. То есть он меня пожалел? И поэтому попросил ему помочь?
Я вскинула подбородок.
– Я не просила меня жалеть.
– Нет, что вы, я не это имел в виду, я лишь предложил… мы нуждаемся в вашей помощи. В ваших познаниях. Никто лучше вас не справится с этой работой. Я искал. Вы нам необходимы. – Он запустил пальцы в волосы, опустил руку, и кудри рассыпались в беспорядке.
– Но я знаю только растения Раджастана и Уттар-Прадеша. И понятия не имею, что растет здесь – на этой высоте, в этом холодном климате.
Он впился взглядом в мое лицо.
– Простите меня, миссис Шастри, я не с того начал. Врачам платят не очень много, но… разумеется, вы будете получать жалованье. Мы хлопочем о расширении штата. И я прошу вас – как специалиста – стать нашим консультантом. Подумайте, скольким людям вы сумеете помочь.
Пациенты и правда радовались, что им не придется пить зловонное лекарство. Беременная на прощанье благодарно сжала мою руку. Считая время, проведенное с саас, я уже пятнадцать лет занимаюсь целебными травами и натуральными веществами, и за эти годы усовершенствовала рецепты. Мои снадобья действительно могут помочь многим людям, а не только моим клиенткам. (Моим клиенткам! Да их почти не осталось.)
Но я все равно колебалась. Надо взвесить все варианты. Тем более махараджа заплатит нам за ребенка, а значит, время у меня есть.
– Я хотела бы все обдумать. Вы не против?
– Только если вы согласитесь. – Он улыбнулся, и на его подбородке вновь обозначилась ямочка.
Девятнадцать
3 сентября 1956 года
Ребенку исполнился день. Радха осаждала меня несколько часов, и в конце концов я сдалась – разрешила ей увидеть сына.
– Давай хотя бы для здоровья намажем его сандаловой пастой, джиджи, – упрашивала она.
Я отказала.
– Новорожденного должен благословить пандит. Давай нарисуем ему пеплом тикку на лбу?
Я отказала.
И вот теперь Радха сидела на койке, прижимая к груди младенца, к которому я тщетно пыталась ее не пускать. Мы были одни, Ману с Кантой гуляли в саду.
Радха понюхала посыпанную тальком головку ребенка. Потрогала каждый из его ноготков – крохотные, с перечное зерно. Губки у него были гладкие, как лепестки бархатцев; Радха провела по ним пальцем, и младенец приоткрыл рот. Она целовала его смугло-розовые пяточки, рассматривала сеточку линий на ступнях. Казалось, он прошел много миль, чтобы попасть сюда.
– Можно мне хотя бы его покормить?
Я отвернулась. Я знала, что грудь у нее набухла. И если бы меня тут не было, она приложила бы сына к груди, чтобы он высосал молоко до капли.
– Пусть привыкает к бутылочке. В приемной семье его грудью кормить не будут, – ответила я.
Младенец открыл было глаза, вытаращился на нас, но глазки сами собой закатились, и он смежил веки. Радха смотрела на меня круглыми, как стеклянные шарики, глазами.
– Джиджи, они голубые! У него голубые глаза! Как у тебя. Как у Маа. Он в нашу родню!
Я повернула голову, откашлялась:
– Ты не передумала их сурьмить?
Это была единственная уступка, на которую я пошла: чтобы защитить ребенка от дурного глаза, мы подведем ему глаза сурьмой. Стариковские предрассудки, но Радха верила в них, как и я когда-то.
– Нет, конечно! Надо же защитить его от бурри назара.
Я открыла судок, который привезла с собой, достала баночку с сурьмой. Чтобы изготовить шелковистую пасту, которой женщины подводят глаза, я смешала сажу с сандаловым и касторовым маслом. Я окунула мизинец в баночку с пастой. Радха держала ребенка, я осторожно оттянула ему нижнее веко и провела вдоль него тонкую черную линию. Потом нанесла по три точечки на виски и подошвы.
– Медсестры выкупают его, и все смоется. – Я закрутила крышку банки.
– Но боги видели, что мы сделали это. А значит, ему ничего не грозит. – Младенец обхватил пухлыми пальчиками большой палец Радхи. – Хочешь его подержать?
Я притворилась, что не слышу, и вытерла руки полотенцем. За окном палаты серебрилось небо, плыли облака, маячил горизонт в зеленой дымке кедров, сосен и рододендронов.
– Джиджи?
– Он здоров. Его новые родители будут довольны.
Она поджала губы: мой ответ ее разозлил.
