– Справляется?! – фыркнула Ноэми. – Каталина слышит голоса. Она утверждает, что в стенах есть люди.
– Да, я знаю.
– Кажется, вы не взволнованы.
– Вы много берете на себя, девочка.
Вирджиль скрестил руки на груди и отошел от нее. С губ Ноэми сорвалось проклятие на испанском, она быстро двинулась за ним, задевая мертвые папоротники.
Внезапно он остановился и сказал:
– Раньше ей было хуже. Вы не видели ее три или четыре недели назад. Хрупкая, как фарфоровая кукла. Теперь Каталине лучше.
– Вы не можете быть в этом уверены.
– Артур уверен. Спросите его, – спокойно ответил Вирджиль.
– Этот ваш врач не даст мне задать и пары вопросов.
– А этот ваш врач, мисс Табоада, настолько молод, что даже бороды не отрастил, судя по рассказам моей жены.
– Вы говорили с ней?
– Я пришел навестить ее. Вот как я узнал, что у нас, то есть у вас, гость.
Он был прав насчет молодости доктора Камарильи, но Ноэми покачала головой.
– При чем тут его возраст? – спросила она.
– Я не стану слушать мальчика, пару месяцев назад окончившего медицинскую школу.
– Тогда зачем вы разрешили мне позвать его?
Вирджиль оглядел ее с головы до ног:
– Вы настаивали. Как настаиваете и на этом скучном разговоре.
Он собирался уйти, но Ноэми схватила его за руку, заставив развернуться. Глаза Вирджиля были голубыми, но на них упал случайный лучик света, и на крошечную долю секунды показалось, что в них плещется золото. Потом он моргнул, и этот эффект исчез.
– Тогда я настаиваю, нет, требую, чтобы вы отвезли ее в Мехико! – сказала Ноэми. Ее попытка быть дипломатичной провалилась, поэтому можно было говорить прямо. – Этот дурацкий скрипучий старый домишко не подходит ей. Я должна…
– Вы не заставите меня изменить решение, – сказал Вирджиль, прервав ее. – В конце концов, она моя жена.
– Каталина – моя сестра.
Она все еще держала его за руку, точнее, за рукав пиджака. Он аккуратно убрал ее руку, на секунду задержав в своей, словно изучая длину пальцев или форму ногтей.
– Да, знаю. Но также знаю, что, если вам здесь не нравится, если вам не терпится вернуться домой и не вспоминать больше об этом «скрипучем домишке», вы всегда вольны это сделать.
– Вы прогоняете меня?
– Нет. Но вы здесь не можете командовать. Все будет хорошо, если вы не будете забывать об этом.
– Вы грубы!
– Сомневаюсь.
На протяжении всего разговора его голос оставался ровным, что сильно раздражало. И еще эта ухмылка на его лице. Он был вежлив, но полон презрения.
– Мне нужно уехать прямо сейчас.
– Возможно. Но не думаю, что вы так поступите. Вы склонны остаться. Это в вашей природе – верность долгу, верность семье. Я это уважаю.
– Вы не учли еще одно: в моей природе не отступать.
– Не обижайтесь, Ноэми. Советую вам, не вмешивайтесь. Вы и сами поймете, что это лучший вариант.
– Я думала, у нас перемирие, – заметила девушка.
– Перемирие? Перемирие бывает на войне. Вы считаете, что мы в состоянии войны?
– Нет, вовсе нет.
– Тогда все хорошо, – заключил Вирджиль и вышел из оранжереи.
Он умел держать удар, и это выводило девушку из себя. Теперь она поняла, почему отца так раздражали письма Вирджиля. Скорее всего, он писал отвлекающие предложения, сводящиеся ни к чему. О том, какая погода нынче за окном.
Ноэми столкнула горшок со стола. Тот разбился с громким треском, земля просыпалась на пол. Черт, черт и снова черт! Можно перебить тут все горшки, это ничем не поможет. Она ногой затолкнула осколки под стол.
Конечно, в чем-то Вирджиль прав. Каталина – его жена, и он в девяноста девяти процентах из ста принимает за нее решения: в Мексике женщины далеки от феминизма. Что она, Ноэми, может сделать в такой ситуации? Наверное, будет лучше, если вмешается ее отец. Если приедет сюда. Мужчина будет вызывать у них больше уважения. Но нет, как она и сказала, она не отступит.
Ну хорошо. Тогда ей придется задержаться здесь на какое-то время. Если Вирджиль не хочет помогать, возможно, будет полезен этот отвратительный патриарх семьи. Да и Фрэнсиса, скорее всего, удастся перетащить на свою сторону. Уехать сейчас – значит предать Каталину.
Ноэми опустила глаза и заметила на полу мозаику. Отойдя назад, она поняла, что мозаика окружает стол. Снова символ змеи. Уроборос медленно пожирает самого себя. Бесконечность над нами и под нами, как сказал Вирджиль.
9
Во вторник Ноэми отправилась на кладбище. На прогулку ее вдохновила Каталина. «Ты должна искать на кладбище», – сказала она. Ноэми сомневалась, что найдет что-то интересное. Однако она могла бы спокойно покурить среди могильных камней, не опасаясь гнева Флоренс. Туман придавал кладбищу романтическую атмосферу. Ноэми вспомнила, что Мэри Шелли встречалась на кладбище со своим будущим мужем: запретные отношения у могил. Об этом она узнала от Каталины, которая была поклонницей романа Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». Сэр Вальтер Скотт был еще одним любимцем кузины. И фильмы. Каталина несколько раз пересматривала «Марию Канделярию» Эмилио Фернандеса, настолько ее тронула рассказанная в нем история любви. Когда-то Каталина была в отношениях с самым молодым из Инкланов, но потом решила порвать с ним. Когда Ноэми спросила почему, ведь он всем, включая ее отца, казался очень хорошим человеком, Каталина сказала, что ожидала большего. Настоящего романа. Настоящих чувств. Повзрослев, ее кузина не потеряла умения восторгаться миром. Она была романтичной, ее воображение рисовало встречу со страстным любовником в лунном свете. Прошло не так много времени, и в глазах Каталины не осталось ни капли восторга.
Ноэми гадала, что лишило кузину иллюзий. Замужество? Вряд ли ее брак с Вирджилем похож на страстный роман. Скорее, неудачная сделка. Что касается ее самой, она вообще с подозрением относилась к браку. Мужчины такие заботливые, когда ухаживают за женщиной, но после брака цветы вянут. Мужья никогда не пишут любовные письма женам. Вот почему Ноэми часто меняла ухажеров. Она боялась, что мужчина-самец добьется своего, а потом потеряет интерес. Она испытывала возбуждение, когда очередной кавалер подпадал под ее чары. Для нее это было как охота. Но… парни ее возраста были ей неинтересны, они все время говорили о вечеринках, которые посетили или которые собираются посетить. О машинах, о скачках… Пустые и поверхностные. При мысли о чем-то более значимом Ноэми начинала нервничать. Она попадала в ловушку двух желаний – желания испытать настоящие чувства и желания ничего не менять. С другой стороны, пока она молода, пусть будет бесконечное веселье.
