– Говард… Дом… Им больно. На меня это тоже влияет.
– Ты можешь идти?
– Да, наверное, – пробормотал парень. – Не уверен… Если я потеряю сознание…
– Мы можем на минутку остановиться, – предложила Ноэми.
– Нет-нет, все в порядке…
– Обопрись на меня.
– Но твоя рука…
– Далась тебе моя рука.
Фрэнсис заколебался, потом положил руку ей на плечо, и они пошли дальше; Каталина теперь шла впереди. Колонии грибов встречались все чаще, размер их тоже увеличивался. От потолка и стен исходил мягкий свет.
Вдруг Каталина остановилась, и Ноэми с Фрэнсисом чуть не врезались в нее. Туннель заканчивался массивными двустворчатыми дверями из очень темного дерева. Створки украшала серебряная змея с янтарными глазами, кусающая хвост, – Уроборос. В форме змей были и витые серебряные ручки.
– Эта дверь ведет в крипту, – сказал Фрэнсис. – Мы пройдем через нее и поднимемся наверх.
Он потянул за ручки. Створки были тяжелыми, но поддались довольно быстро. Ноэми зашла первой с горящей лампой в руках, но в лампе уже не было необходимости: в крипте было светло. Как живой органический гобелен все стены покрывали грибы, наполнявшие помещение ровным светом ярче факелов; это был свет умирающего солнца. Наверху висела люстра в форме свернувшейся в кольцо змеи, в серебряных чашах торчали оплывшие огарки. На каменном полу грибов почти не было, лишь тут и там через трещины прорывались отдельные шляпки. Легко можно было рассмотреть гигантскую мозаику: все та же змея, злобно кусающая себя за хвост. Ее глаза сияли, как живые. Вокруг рептилии вился узор из цветов и лоз. Такую же змею Ноэми видела в оранжерее. Уроборос… но этот был больше, роскошнее. На каменном возвышении стоял накрытый желтой скатертью стол, на нем – серебряный кубок и серебряная шкатулка. Стену за столом – он стоял к ней почти впритык – прикрывала тяжелая желтая занавеска.
Справа была еще одна дверь; она была приоткрыта, и за ней виднелись ступени.
– Эта дверь ведет в усыпальницу, – сказал Фрэнсис. – Нам туда.
Ноэми нахмурилась и подошла к столу. Поставила лампу и подняла крышку шкатулки. Внутри лежал нож с рукояткой, украшенной драгоценными камнями. Она взяла его в руки.
– Кажется, я уже видела этот нож, – пробормотала она. – Во сне.
Фрэнсис и Каталина непонимающе уставились на нее.
– Этим ножом Говард Дойл убивал детей, – продолжила Ноэми.
– Да… он делал это, – кивнул Фрэнсис.
– Это каннибализм.
– Нет, причастие. Дети Дойлов рождаются, зараженные спорами грибов, и поедание их плоти делает нас сильнее, крепче связывает с Мраком. С Говардом…
Фрэнсис согнулся пополам. Ноэми казалось, его сейчас вырвет, но нет, парень просто стоял, обхватив руками живот. Она положила нож на стол и подошла к нему:
– Что с тобой такое? Мы можем помочь?
– Больно, – прохрипел он. – Ей больно.
– Кому? Кому, Фрэнсис?
– Она говорит…
Ноэми услышала какой-то звук. Он был тихим, почти неуловимым. Немного похож на гудение и в то же время нет.
Жужжание, которое она периодически слышала. Жужжание стало громче.
Не смотри.
Вопреки предупреждению, Ноэми повернулась. Жужжание, как ей казалось, исходило от возвышения, на котором стоял стол, и она пошла к нему.
Жужжание усилилось.
Теперь было очевидно – его источник находится за желтой занавеской. Ноэми подняла руку.
– Не надо, – сказала Каталина. – Ты не хочешь это видеть.
Пальцы Ноэми коснулись ткани, и жужжание стало таким сильным, что ощущалась вибрация.
Не смотри.
Казалось, будто вокруг нее кружится рой пчел, невидимые крылья били по щекам. Инстинкт подсказывал отойти и закрыть глаза, но вместо этого Ноэми откинула ткань в сторону с такой силой, что чуть не сорвала ее.
И уставилась в лицо смерти.
Открытый в крике рот давно умершей женщины. Кожа высохла и напоминала пергамент, изо рта торчало несколько уцелевших зубов. Одежда, в которой похоронили женщину, давно истлела, и теперь ее наготу прикрывали грибы. Проросшие сквозь тело, они удерживали ее в вертикальном положении, пригвожденной к стене. Святая в соборе из грибницы, голову которой окружал нимб из сверкающих золотом грибов.
И именно это мертвое существо издавало жужжание. А золотое свечение Ноэми видела в своих снах.
Так вот кто жил в стенах дома…
Существо протягивало руку, на которой выделялось янтарное кольцо. Ноэми узнала украшение – оно было на портрете.
– Агнес, – прошептала она.
Жужжание стало невыносимым, оно приказывало ей узнать.
Ты должна знать.
…К ее лицу прижали ткань, и она потеряла сознание.
Очнулась уже в гробу. Испуганно закричала, хотя и была готова к этому. Как же страшно… Пыталась поднять крышку гроба, и щепки врезались в ладони. Крышка не двигалась. Она кричала так, что оглохла от собственного крика, но никто не пришел. Никто и не должен был прийти. Так было суждено.
Ты должна знать.
…Грибы нуждались в ней. В ее разуме. Сами-то они не обладают разумом – всего лишь организмы, сочетающие в себе признаки как растений, так и животных. Прихоть природы. Но они могли исцелять. Не дарить бессмертие, нет, но исцелять, продлевать жизнь, а иногда и лишать жизни. Однако Дойл, умный Дойл, увлеченный наукой и алхимией, догадался о том, о чем другие не догадывались.
Разум.
Грибам нужен разум. Став сосудом для воспоминаний многих поколений, грибы вберут их в себя. А он, Дойл, получит контроль. Грибы и разум, смешавшись, образуют нечто вроде воска, а Дойл будет печатью. Так и вышло. Эта печать клеймила новые и новые тела.
Ты должна знать.
…Жрецы народа, живущего в пещере, с помощью грибов могли передавать лишь случайные воспоминания, но Дойл пошел дальше. Когда он все придумал, ему нужен был человек, чтобы проверить свою теорию. Его жена. И его сестра. Она, Агнес, стала Мраком, и Мрак был Агнес, а Говард Дойл существовал во Мраке, питался им. Было больно. Было больно ей, Агнес, было больно Мраку. Было больно Дойлу. Было больно гниющему дому, стены которого изъедали теперь не только грибы, но и грибок, плесень.
Ты должна знать. Нам больно. Ты должна знать, знать, знать…
Ноэми, не в силах переносить жужжание, закрыла уши руками и закричала.
Фрэнсис схватил ее за плечи и развернул к себе.
– Не смотри на нее, – сказал он. – Мы не должны смотреть.
Внезапно жужжание прервалось; Ноэми подняла голову и посмотрела на Каталину, а потом в ужасе перевела взгляд на Фрэнсиса.
