Онлайн книга «Милый Ханс, дорогой Пётр»
|
А когда и парочка выдохлась, и ансамбль к двери уже шел, так женихи путь преградили, трое причем сразу, объятия широко распахнув. И один даже певицу на руки подхватил от избытка чувств, Петро это был. И взмолились музыканты: – Да сколько можно, вы чего вообще? Нет, не отпускали: – А нас сколько вообще? Вот три раза по стольку! И играли опять, куда деться, на лицах еще улыбки. Но потом уж хитро они, бегом. С пятачка все вместе ринулись и в дверь шмыгнули, как не было. Унесли ноги всё же, вырвались. В коридоре ворчали еще: – Копейки, ёлки, стыдоба! Даром кувыркались! Чего-то быстро комсомол сдулся! – Дырки в карманах! – Да всё, пустые уже! Мотаем скорей! – И комсомолец главный не башляет, заснул! – Это кто у них? – Ну, бабай, кто! Ночи всем спокойной! Спросил еще Кабыша гитарист, успел: – В режимном городе, Джонни? – Чего в режимном? – Слова не наши, чужие? Или можно теперь? И смех раздался громкий, животный вдруг прямо. Клавишник это в закутке с парнасом футляр открыл. Подошли все тоже, вокруг встали. И хохот такой же, истерика. Гитарист точку, конечно, опять поставил, кляксу уже: – Хорошо раздеребанили, дело другое! Пустой футляр внутри был, вообще ничего. * * * Не верили даже: – Да подожди, как такое могло? – А сторож где, подожди? Сторож? Бородач спящий над футляром не возвышался грозно, в чем все дело. В углу теперь на полу устроился, ладошки под голову косматую мирно положив. Прояснилась картина. – Муляж убрали, вот и могло! Из закутка выскочили снова. И совсем уже ясно стало: – Халдеи, они! Некому больше! Официанты туда-сюда с подносами по коридору мимо ходили, на кухню и в зал обратно. – Видели, нет, подмигнул один? – И чего? – Так он и есть! Еще издевается! – Так и эта вон подмигнула! – Она и есть! Смеялись, шеренгой возле ящиков встав. И, делать нечего, в закуток родной вернулись. И басист следом с бутылками вбежал, когда успел только: – Ответный ход! – Откуда? – За буфетом в коробках! Парнас наш назад! Клавишник бутылку взял, обрадовался: – О, красное! Догадался как? – Да что под руку, не выбирал, – доложил басист. – А вот самое то! Как врач прописал! Слепой выбор правильный самый! – одобрил клавишник, рассыпаясь уже в предвкушении. – На Белоярской, говорят, атом потек когда, так поголовно красницкого всем! Хочешь не хочешь, вливали прямо, на улицах народ ловили! Давай, ну-ка! Дезактивация! Гитарист тоже бутылку свою забрал: – Лекарство, говоришь? – Стронций надо запить, нет? – В обязательном порядке? – Врач прописал, врач! Все они момент оттягивали, мучили сладко себя. – Ну, надо так надо! – вздыхал гитарист. – Всем пропишут скоро, – обещал клавишник. – Указ даже в области отменят, вспомните мое слово. И залейся будет, без ограничений. Красницкое тебе указ! Тут не вытерпел гитарист, прохрипел: – Да не тяни ты! Он ударом умелым пробку вышиб. И клавишник с басистом кулаками в бутылки треснули, и получилось тоже. Всё же Веру угостили, глотнуть сначала дали. И сами потом приникли, уже не отрывались. Про Кабыша вспомнили: – Джонни, ты чего? Бутылка бесхозная на столе стояла, ждала. Объяснил серьезно гитарист: – А в завязке инструктор, как нас покинул. У них строго это. Вот с тех пор, представляете? Четыре года. Ошибся, товарищ? – Что года четыре. С половиной еще, – сказал Кабыш. И хорошо жить им стало, весело уже. – Джонни, а под одеялом, нет, по-тихому? Вы ж все там под одеялами! – Зашивался, Джонни? – У Джонни сила воли! – Так тоже мы в завязке, что, нет? Были! И стоял Кабыш трезвый. Вдруг галопом минуты опять, время по-другому. Но как не выпить людям, парнас свой не оплакать? И не поговорить потом, выпив, святое это дело. А после вина вино опять, а как же? Одно вот за одним так, вещей ход неразрывный. И жди, стой, и сердце из груди пусть выскочит. – А насчет указа вот. Чего на ушах в зале все, вопрос? Когда за столом на рыло двести граммов? – Так с собой несут, что по домам гонят! – И мы еще нарушим, что, нет? Так и так не лабать уже! – Да ни в коем разе, вы чего? На коленях пусть хоть! И грозил басисту клавишник пальцем лукаво, в путь опять отправляя: – А не весь парнас еще вернули, не весь! Да тот и сам уж из закутка метнулся, понимал. – Всё! Кочумаем! – Чего такое? – Карабас храпеть перестал! Просыпается! Всем атас, Карабас! – Не давать Карабасу! Не уследили вчера! Чтоб ни капли! А то понеслась опять! Не схиляем никогда! Басист уже с трофеями прискакал, тут как тут: – И мы понеслись, что ли? – У нас дезактивация! – Мы Карабаса ждем! – Проснется и хорош, ноги сразу! Ёлки, жить охота! – Да сильней только! – Так по глотку еще скорей! Улыбался Кабыш, без вина пьяный сам. Вроде с ними вместе из горлышка он, захлебываясь. И пароль вовремя прокричал, не допил тоже будто: – Парнас! Сорвался с места снова басист шустрый, туда-обратно он как заведенный. А они и так шатались уже, и Кабыш сильней всех даже. У гитариста на глазах слезы вдруг разглядел. – Чего ты, Колян? – Так. – Говори, говори. Скажи. Растрогался совсем гитарист: – Вот то, что пел ты сейчас, вот это! Джонни, я каждое слово! И кивал в ответ Кабыш: – Да тоже я! Веришь, нет, повторял! Про себя я четыре года! – А рот на замке! Штирлиц! – Точно вот! Ни-ни! – С половиной четыре! – улыбался гитарист. И сказал еще, голос дрогнул: – Хорошо, что вернулся, Джонни! Ждали мы тебя! |