Онлайн книга «Милый Ханс, дорогой Пётр»
|
Валерий рассердился, терпение лопнуло: – Давай-давай на завод! Баба-мужик! Жена не осталась в долгу: – Ты, умный, давно под забором валялся? Она обиделась, а он еще больше. Ведь не пил он теперь, и следа не было прежней жизни… И Валерий даже не нашелся, что ответить, только задохнулся и выскочил из комнаты, хлопнув от души дверью. А Лариса еще посидела на тахте и пошла к шкафу, вытащила платье. Приложила к груди у зеркала. Такое не надеть было грех! Она переодевалась, а в комнате, за спиной, опять стоял муж. Вернулся. Пожирал ее глазами. – Ты, это… ты выйди, – сказала Лариса. – Чего это? Не видел, что ли? – запротестовал Валерий. – Выйди вон, сказала! – повысила она голос, глядя с любовью на свое отражение. – Ну, извиняюсь, извиняюсь! – попятился Валерий к двери, радуясь вновь обретенному миру. Лариса шла в танце, платье на ней трещало… Кружилась, прикрыв глаза, била мощными ногами в пол, а вокруг нее вприсядку Подобед скакал, скинув вахмистрский мундир. Муж Валерий с Кикотем тоже плясали, да и тесть тут же прыгал по-козлиному, в стороне не остался. Среди своих и новые лица встречались, соседи зашли на огонек, за рюмочкой, но с гармошкой. Одного с рюмочкой Лариса толкнула, другой сам увернулся, а она плыла дальше, сметая нечаянно все на своем пути, и вот подплыла к другой плясунье, кроме Ларисы тут и другая была, тонкая, вертлявая, в короткой юбке. “Ты кто?” Тонкая в ответ только рассмеялась. “А я вот приехала, буду жить, жить!” – кричала Лариса. “Пол, смотри, провалишь!” – “Чего!” – “Аж стекла от тебя дрожат!” – все смеялась незнакомка, и тут за ехидство на нее вылился целый жбан рассола, выпавший из чьих-то уже некрепких рук. Тонкая и внимания не обратила, хоть вся стала мокрая, с головы до ног, плясала без остановки. “Да кто ты, кто?” – допытывалась Лариса. “Еще узнаешь!” – последовал ответ. “А чья, ты чья?” – “Еще увидишь!” Но сейчас же и выяснилось, чья она на самом деле, незнакомка эта в рассоле, разгадались сами собой все загадки. Или она только сейчас поняла, что мокрая насквозь, или уже надоело скакать мокрой, но плясунья, наконец, в сторонку отошла, сказала капризным голосом: – Господин вахмистр! Сколько можно ждать, ваше благородие? Не дожидаясь, она повернулась и пошла с веранды, а за ней опрометью Подобед бросился, вскочив с пола. Звали ее Катя Смагина. Выйдя из дома, она закурила сигарету, тонкую, как она сама. Тут Подобед следом с крыльца спрыгнул, и Катя сказала: – Ты проводи-ка меня, дружок. Даром, что ли, благородие? Он с готовностью прищелкнул каблуками: – Окажите честь, сударыня! – Рассольчиком от меня как, будь здоров? – Мы в восторге от вашего аромата. Она посмотрела на него в темноте, приглядываясь: – Ты откуда такой? Чего дурака валяешь? – Я сейчас в казачьем ансамбле “Сполох”. Мы пляшем там, на конях скачем… Ехал на войну и не доехал, опоздал! – пожаловался Подобед. – А поскольку я раньше на сцене в самодеятельности, меня в ансамбль взяли… – Длинно говоришь, дружок. Пошли, пошли! – И потянула своего провожатого за рукав, потому что долго он еще стоял бы на месте, разглагольствовал. За калиткой спросила нетерпеливо: – Где ж твой коняга хваленый? Чего мы на него не сядем? Качканар был у них за спиной, послушно следом шел в отдалении. – Предпочитаете верхом, сударыня? – опять сделал каблуками Подобед. – Давай коня зови, господи! Давай, ты оглох, что ли? Она это выкрикнула с внезапной яростью, Подобед даже отпрянул… Ушла из-под фонаря в темноту, пропала. Нет, он опять услышал ее голос: – Ну, тварь пьяная! С ног до головы, надо же! К телу все прилипло… невозможно терпеть! Ах, гад! Сука мордатая! Нет, не к нему это относилось, слава богу. Подобед улыбнулся, замерев под фонарем… И главное, не ушла она совсем, не растворилась в ночи, рядом была, хоть и ругалась отчаянно! А вот это уже к нему относилось, миролюбивое, ласковое: – Ну, благородие, где ты там? Здесь, нет? А коняга? Эй, друзья, вы там заснули, что ли? – Качканар! – рявкнул Подобед и шагнул к Кате в темноту. Он подал руку, едва ее различая, она сама его руку нашла, а потом и стремя они вместе нашли, и вот женщина уже сидела на коне, а за ней и Подобед вскарабкался, не привыкать было. Поехали… – Теперь рассказывай, – разрешила она. – Длинно? – Длинно не успеешь. Путь близкий. – А куда мы едем? – Твой конь знает дорогу. Ведь ты не раз уже подъезжал к моему дому, признавайся! – Не отрицаю, сударыня. А может, мы это… ко мне в общежитие? – робко спросил он, выходя из роли. Катя засмеялась: – Благородие в общежитии! – Да есть у меня дом, есть… Друга дом, но все равно как мой! – сообщил Подобед не без гордости. – Он воевал, ему дом дали… Не купил, как некоторые! Борода у него была, у друга: сбрею, говорит, как война кончится… Когда сбривал, она у него была чуть не до пояса! Но это будет длинно, если рассказывать! – спохватился он. Ее история оказалась короче: – Вот у меня тоже друг и тоже дом, только друга убили. Прямо в доме, на моих глазах. – Давно это… когда? – В апреле. На другой день войска вошли. – Вечером? – Да, сумерки уже были. – Я не слышал выстрела, – сказал Подобед. – И я не слышала. Щелк – и он лежит. У них эта штука с глушителем. А ты-то… ты тут при чем, с какой стороны? Ты как мог слышать? – Ё-моё! – Вот именно. Что это с тобой, а? – Волнуюсь, сударыня, рядом с вами, – вздохнул Подобед. Она недолго горевала. – А у меня уже новый друг, так-то, благородие! И денежки у него водятся, но скупой, ужас! И скупой скупает тут по-тихому… – А история-то длинная! – заметил Подобед. Ей надо было договорить. – И никто не знает про денежки, никто. И что скупой, знаю только я, это уж точно! – Еще не конец? – И только я знаю, что я его люблю. Ужас, благородие! Она поставила звонкую точку, рассмеялась, и тут выплыла на небе яркая луна, осветила дорогу, бредущего коня, двух на нем всадников… Катя сидела к Подобеду лицом, она была голая! – Откуда вдруг луна, а? – только и спросила. Да, голая совсем. С мокрыми вещичками в руках. Подобед даже “ё-моё” не говорил, молчал. |