Онлайн книга «Мертвый час»
Иван Дмитриевич отвернулся, сделав вид, что не слышит. – Сам-то сможешь идти? – спросил дворника второй агент. – Где ты так надрался? – Тсс… – Саночкин приложил палец к губам. – Хороший, братцы, у вас начальник. – Миллион двести тысяч раз говорил: не нужен адвокат, – заявил Урушадзе, угрожающе жестикулируя перед самым носом Тарусова. – Сеньке с «грязной» половины нужен. Семеро детей, кормить нечем, украл хлеб. Ему помогай! – Ваше сиятельство, прокурор обвиняет вас в разбое по статье 1634 «Уложения о наказаниях исправительных и уголовных», то есть в похищении чужого имущества, учиненное с оружием, которое сопровождалось покушением на убийство. Согласно статьям 1634, 1459 и 1458 вам грозит лишение прав состояния и ссылка в каторжные работы на срок от восьми до двенадцати лет. Но так как, слава богу, Четыркин остался жив, с учетом статьи 115-й наказание будет более мягким, от одной до трех степеней ниже. Но даже самое минимальное наказание будет достаточно сурово – от четырех до шести лет каторжных работ на заводах. – Без вас знаю. – А я знаю, как вас спасти. – Хуже адвокат только врачи, что у кровать умирающий обещают вылечить. – Спорить не стану, среди адвокатов попадаются мошенники. Но я не из них. Вот доказательство. – Я свободный? – спросил Урушадзе, быстро пробежав глазами распоряжение прокурора выпустить его под поручительство. – Да, но есть ряд условий: вы дадите мне честное слово, что не скроетесь. – Вот мой рука. Наш род, знаешь, какой древний? Никогда не обману. – Также дадите согласие, чтобы я представлял вас на суде. – Сколько стоит? Тарусов задумался. Сказать правду, что за защиту платит Илья Игнатьевич? Нет, нельзя. Гордый кавказец не согласится стать пешкой в чьей-то игре. – Нисколько. В вашем деле выступлю по назначению… – Думаешь, Урушадзе нищий? Есть, есть деньги. И князь Автандил вытащил из сапога пачку ассигнаций. Дмитрий Данилович озадачился. Получать за дело двойную оплату – незаконно. И потом… Откуда у Урушадзе деньги? Неужели таки он ограбил Волобуева? Впрочем, какая разница? – Поймите, я пришел не из-за денег, а по велению души. – Тарусов знал, что не умеет врать, потому отвернулся. – Я и сам однажды попал в безнадежную ситуацию, и на помощь мне пришли добрые совестливые люди. Теперь мой черед. Урушадзе снова протянул ему руку, но теперь в его темных очах блестели слезы. – Спасибо, князь. И прости. Пойду, хочу к жене. – Подождите. Надо обсудить стратегию защиты. Позволите присесть? Урушадзе указал на застеленную кровать. Дмитрий Данилович устроился с края, князь Автандил опустился на табурет. – Итак, где вы были той ночью? Урушадзе вскочил: – Вам зачем? – Я ваш адвокат. Какой бы ужасающей, компрометирующей ни была правда, я сохраню ее в тайне. Автандил Урушадзе долго смотрел на Дмитрия Даниловича, потом усмехнулся и произнес: – В парк гулял. У Тарусова сжались кулаки. «Вот упрямец!» Но уточнил, будто поверил: – В Ораниенбауме их два: Верхний и Нижний. В каком из них? Урушадзе пожал плечами: – Не помню. – И оба ночью закрыты. Так где же были? Автандил вскочил опять: – Не ваш дело… – И на суде так заявите? Ой, не советую. Восстановите против себя присяжных. Лучше промолчите, имеете на то полное право. – Тогда молчу. Где я был, к ограблению не относится. – Еще как относится. Это ваше алиби. Князь Урушадзе помотал головой. – Ну, если так… – развел руками Дмитрий Данилович, – вам придется признать вину. – Что? – в третий раз подпрыгнул Урушадзе. – Сядьте. Если бы имелось алиби, мы отрицали бы вашу вину, утверждая, что Четыркин обознался. Но алиби нет. А присяжные Четыркину поверят, точно вам говорю. Потому предлагаю сознаться… – Но я… – …чтобы заставить прокурора изменить обвинение на менее тяжкое. Заявите, что в кабинет графа пришли безоружным, а револьвер, что обнаружили у вас при обыске, нашли в ящике, когда его взломали. Тогда Михаилу Лаврентьевичу придется снять обвинение в разбое, заменив его кражей и покушением на убийство. Это понятно? – Убийство? Все равно каторга. Зачем тогда адвокат? – Каторги не будет. Заявим, что выстрел случился самопроизвольно. Револьвер в ящике лежал с взведенным курком, когда взяли его в руки, он выстрелил. Доказать обратного прокурор не сможет. Ну а с обвинением в краже поступим так: насколько мне известно, тем вечером вам доставили письмо… – Нет! – Запоминайте, что говорю. В тот вечер вы получили письмо от родных, узнали об их тяжелом материальном положении, разнервничались и в который раз потребовали от тестя выплатить приданое. Волобуев снова отказал, вы с горя напились и перестали контролировать себя. В пьяном угаре вас посетила мысль самому забрать эти облигации. Не присвоить, нет, а просто поставить графа перед фактом, что расчет произведен. Думаю, присяжные проникнутся к вам сочувствием и признают вас по этому обвинению невиновным. Тарусов видел, как внимательно Урушадзе его слушает, как отторжение и неприязнь сменяются непростыми размышлениями – что делать? Настаивать на своей невиновности и очутиться на каторге или признать вину и выйти на свободу. – Гарантий не дам, но почти уверен, что наказание, если и случится, будет символическим. Арестантские роты или другая какая ерунда. – Ты умный человек, князь, – подвел наконец черту под раздумьями Урушадзе. – Поступлю как скажешь. Теперь к жене… – Постойте, в доме Волобуева вам появляться нельзя. – Там Ася. Я жить без нее не могу! – Ваше появление спровоцирует новый конфликт между вами и графом. – Жаль, что он мой тесть. Иначе выпустил бы ему кишки. Не человек – шакал. – Этого я и боюсь. Давайте я сам схожу к вашей супруге, сообщу, что вы на свободе. Если она согласится, снимете номер в гостинице… – Опять ты прав… – А пока пообедайте. Компанию вам составит мой помощник. Как только Дмитрий Данилович вышел от прокурора, он телеграммой вызвал в Ораниенбаум Выговского. – Спасибо. – Извините, князь, последний вопрос. Деликатный. Вы больны сифилисом? – Дозвольте, Иван Дмитриевич, самому допрос провести, – попросил Арсений Иванович, доложив, что Дорофей Любый доставлен на Большую Морскую. |