Онлайн книга «Мертвый час»
Выговский, заметив замешательство шефа, поспешил на помощь: – Где выучились стенографии? – На курсах. – Сложная наука? – Для меня нет. Гимназию окончила с отличием. – Что вы говорите? – всплеснул руками Выговский. – И я с отличием. В Вологде. Я оттуда. – А я из Ставрополя, – призналась Лиза, глядя при этом вовсе не на Антона Семеновича, а на князя. – Столицу приехали покорять? Тарусов с Лизой, не отрываясь, уставились друг на друга. Замолчал и Выговский, почувствовав себя лишним. Выручил Тертий, который внес самовар, а чтоб хозяин внимание обратил, кашлянул. – Ну-с, прошу к столу, – не без труда вышел из оцепенения Дмитрий Данилович. – Погодите, князь, чашки принесу, – шепнул ему камердинер. – Итак, вы жили в Ставрополе, – начал наконец разговор Тарусов. – Почему приехали сюда? – Родители умерли, средств для существования не имею. А на службу в провинциальных городах девушек не берут. Прослышала, что в Петербурге иначе… – Конечно, иначе, – опять вскочил Дмитрий Данилович. – В столице взгляды другие. Прогресс, знаете ли. Я с радостью вас возьму. Если, конечно, согласитесь. И замолчал. Сердце его стучало от волнения. Выговский еле слышно подсказал князю: – Жалованье… – Ах да! Конечно! Признаться, пока не размышлял над ним. Видите ли, моя адвокатская практика началась недавно. Много платить не смогу. Рублей семьсот в год вас устроит? Выговский присвистнул. Ему платили ту же сумму. – Но это пока, – не обратил внимания на возмущение помощника Тарусов. – Я согласна, – улыбнулась Лиза. – Вот и убедилась. В столице все по-другому. После чая Дмитрий Данилович надиктовал Лизе завтрашнюю речь. Следующие полтора часа ушли у нее на расшифровку. Просмотрев аккуратно исписанные мелким, но очень понятным почерком листы, князь пришел в восторг: – Вы чудо, Елизавета Андреевна. Великолепно! С вами производительность моего труда повысится вдвое. Нет, втрое! Ведь мой почерк ужасен: напишу, а потом два часа бьюсь, чтобы разобрать собственные каракули. Урушадзе от обеда отказался. За стол сели втроем – Тарусов, Выговский и Лиза. В честь нового сотрудника Дмитрий Данилович приказал подать лучшего вина. Он был весел, травил анекдоты и постоянно кидал на барышню многозначительные взгляды. Антон Семенович по-прежнему чувствовал себя лишним. Да и несоразмерность назначенного Лизе жалованья глубоко его задела. Потому, когда князь в конце обеда попросил его отправиться в Ораниенбаум, охотно согласился: – Друг мой. Утром меня посетила мысль. Задуманный нами маскарад увенчается успехом, если Четыркин не будет знать, что дочь моя тоже укатила с дачи. Если тотчас поплывете в Рамбов, прибудете туда к семи вечера и успеете вместе с Татьяной вернуться вечерней машиной. – С удовольствием, Дмитрий Данилович. – Тогда пишу записку супруге. После обеда Тарусов пытался диктовать Лизе бумаги по делу Фанталова, однако ничего путного не вышло: слова не строились в фразы, предложения в абзацы, абзацы в страницы. Князю мешало вожделение. Хотелось сорвать с Лизы дорогое платье и тут же на столе… Не будь в доме слуг и Урушадзе, князь не сдержался бы. Да и Лиза была не прочь, всячески подчеркивала свой интерес. То посмотрит призывно, то дотронется невзначай, то случайно тугой грудью упрется в плечо. Князь злился, нервничал, извинялся: – Вы уж простите, Елизавета Андреевна, не привык я диктовать. – А вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, все у вас получится. Просто успокойтесь и попробуйте. Но князь не решился ответить даже на столь откровенный призыв. А ровно в шесть Лиза поднялась: – Мне пора. Иначе брат будет волноваться. Во сколько завтра прийти? Дмитрий Данилович задумался. Утром домой заявится Сашенька. Если застанет в кабинете обольстительную девицу, может, не разобравшись, скандал закатить. Надо ее подготовить. Мол, ты сама идею со стенографистом подкинула. А что стенографистка, а не стенографист – тоже твоя вина. Не ты ли убеждала, что женщины столь же способны к интеллектуальному труду, как и мужчины? – Приходите к двенадцати в Окружной суд, – решил князь. – Будете вести стенограмму. Вдруг апелляцию придется подавать? Лично проводил Лизу до дверей. Когда целовал на прощание ручку, ее пальцы быстро сжали его ладонь. У Дмитрия Даниловича дыхание перехватило от счастья. – До завтра, – прошептал он. Лиза ответила ему взмахом своих чудных ресниц. Когда Выговский с Таней уехали, к Сашеньке зашел Соломон. – Что-то случилось? – спросила она, увидев его обеспокоенность. – Нет. То есть да. Я осмелился привести Осипа Митрофановича, обер-кондуктора. Имеет сообщить что-то крайне важное. – И где же он? – На улице. – Матрена, пригласи господина обер-кондуктора… – Ваше сиятельство, лучше бы вам самой выйти. Разговор больно деликатный, – Соломон еле уловимым движением указал на Нину, которая чаевничала у Тарусовых. Неужели опять что-то натворила? Осип Митрофанович, ужасно стесняясь, посетовал: – Я и к прокурору ходил, и к полицмейстеру. Оба прогнали, сказали, что спьяну мне почудилось. Али день перепутал. Но я ведь не ярига [123] какой. Этими вот глазами видел… – Что? – потеряла терпение от столь долгой преамбулы княгиня. – Не что, а кого! Князя Урушадзе. Двадцать четвертого июля он ехал в Петербург последней машиной, а утром двадцать пятого самой ранней вернулся. Княгиня, не веря свалившейся с небес удаче, спросила: – Уверены? – Вот те крест! Навсегда запомнил тот день. Внучка потому что родилась. Не скрою, подмениться пытался, уж больно хотелось отпраздновать. Но не получилось. Однако радость меня переполняла, вот и хвастался пассажирам. Я ведь многих знаю. Урушадзе меня даже по плечу похлопал, а у самого слезы на глаза навернулись. Ихний-то ребенок помер, князь до сих пор из-за этого в себя прийти не может. Душевный потому что человек. Детки-то, они у всех помирают. У меня из десяти лишь трое выжили… – Сможете завтра выступить на суде? – спросила княгиня. – Завтра-то? Смогу. Как раз выходной. – Спасибо. Огромное вам спасибо. Жаль, телеграф закрыт, Диди не сообщить, не обрадовать. Ничего, узнает завтра. С Четыркиными Сашенька столкнулась в купе первого класса. |