Онлайн книга «Сломанная тень»
– А раз ты такой забывчивый, придется прийти тебе завтра на Большую Морскую. Учиним допрос, как полагается, живо все вспомнишь! – Не вспомню, ваше высокоблагородие, – извозчик сложил молитвенно руки и заискивающе посмотрел на Угарова. Чересчур, конечно, молод он для полицейского, бороду только начал брить, а вдруг не врет? Глаза-то умные, цепкие. – Не вспомню! – Вспомнишь, вспомнишь, – Денис многозначительно постучал тростью о ладонь. – В пыточной все вспомнишь! – Клянусь! Зачем мне номер? Я тут третий десяток пылю, – заныл Клим, – всех-всех и так знаю. И погонял [39], и биржевых [40], и даже зимников [41]. – А наш приятель из каких? – Из лихачей. Парамоном звать, а кличка Тыща [42]. – В карты играть любит? – догадался Угаров. – Каждый божий день! – Где живет? – А где фатера [43] его, не знаю! – развел руками Клим. – Говорю же, из лихачей, я им не товарищ. – Где ж мне его искать? – расстроился Денис. – На Разъезжей в кабаках, где ж еще? Коли при деньгах, значит, где-нибудь играет. А он знамо при деньгах, задаром советников в грязь не кидают! – Ну что ж, тогда поехали на Разъезжую, пройдемся по кабакам. Если покажешь Тыщу, так и быть, отменю завтрашний допрос. – Смилуйтесь, ваше высокоблагородие! – бухнулся на колени Клим. – Если лихачи дознаются, что я на их товарища полицию навел, – несдобровать мне! Да вы и сами его узнаете. На правой щеке у Парамона родинка торчит. Большая такая, с ягоду! Кабинет, где князь велел себе постелить, тускло освещался одинокой свечой в бронзовом подсвечнике (верхний свет резал Дашкину глаза), поэтому Петруху, неслышно отворившего дверь, Арсений Кириллович разглядел не сразу. Сначала учуял запах: – Опять наклюкался? – Так ведь мороз, – простучал зубами камердинер. – Где шлялся? – Где велели! Побирался Христа ради… – Каков результат? – С утра, не в пример вчерашнему, хорошо подавали, а потом Марфуша из дома уехала – и как отрезало. – Болван! – Князь запустил в камердинера подушкой. – Даму в вуали видел? – Видел, ваше сиятельство! Дашкин, справившись с тошнотой, сел: – Лицо видел? Кто такая, выяснил? – Да, ваше сиятельство! Дашкин вскочил: – Говори! – Сама Марфуша и есть! Уже темнеть стало, как вернулась. Я навстречу, мол, благослови. Она пальчики сложила, руку подняла, а я тут вуаль и сшиб… – И… – И бежать! Она как завизжит! Будто не человек, а зверь какой. – Едем! – Куда, ваше сиятельство? – К Лаевским! – Так вы ж больны! – Ерунда! – отмахнулся князь, хотя перед глазами кружил серебряный снег. Навеселе был только Парамон. Остальные игроки, хоть и пили наравне, почему-то не хмелели, в отличие от Тыщи не балагурили, не вскакивали после каждой сдачи, не швыряли карты. Может быть, потому, что не проигрывали. Проигрывал Парамон, который во хмелю не замечал, что противники обмениваются знаками: подмигивают, скрещивают пальцы, потирают то левую, то правую бровь. Тыща злился на свое невезение и лишь приговаривал: – Сейчас, сейчас я вас сделаю! Но сделали его. После окончательного расчета Парамон, отойдя в сторону, еще раз вывернул карманы для проверки. Денег у него больше не было. – Давай на колымагу твою сыграем! – крикнул недавний соперник, беззубый детина со скошенным лбом. – Зима скоро! На кой ляд она тебе? Будешь в санях седоков катать! – Не, – махнул рукой Тыща. – На струмент [44] не играю. – Ну, как знаешь. Передумаешь, приходи. Тыща постоял еще минуту, оглядел пустыми глазами кабак, сплюнул, натянул шапку и побрел к выходу. Угаров, кинув на стол мелочь за стакан чая, ринулся за ним. – Эй, Тыща! – окликнул Денис извозчика, когда оба вышли на улицу. Парамон повернулся, снова сплюнул: – Чего тебе, студент? – Червонец хочешь? – Угаров рассудил, что продувшийся игрок за десятку продаст родную мать. – А кто не хочет. – Получишь червончик, если расскажешь мне кое-что. – А что? – сразу напрягся Парамон. – Я ничего… – Дамочку в вуали сегодня возил? Парамон молчал. Жизнь приучила его держать язык за зубами. Лихачи оттого и зовутся лихачами, что частенько лихих людей по их делам катают. А те болтливые языки живо укорачивают. – Чего молчишь? Я сзади ехал, тебя запомнил. – Не знаю, о чем ты, студент, толкуешь. – Да ты не бойся! Говори! Скажу по секрету, я той дамочке законный супруг! Ты мне скажи только, где ты ее посадил и где высадил. А что полюбовника в лужу бросил, так я даже рад! Поделом ему! Дама в вуали Парамону заплатила хорошо, даже очень хорошо, только вот деньги уже кончились. Что быстро пришло, быстро и ушло. Эх, не шла под конец карта, еще чуть-чуть бы – и отыгрался… – Муж, говоришь? – Парамон потер бороду. – Муж! И червонец получишь! – заметив в глазах извозчика загоревшийся огонек, напомнил Угаров. – Эх, была не была! – Парамон хлопнул шапкой об землю. Уж больно хотелось ему вернуться к картам! – Так где моя супружница к тебе села? – У Гостиного. Я там завсегда около пяти караулю. Приказчики, как только лавки свои закроют, сразу идут на Угол. Присмотрятся, приценятся, девку выберут – и прыг с нею ко мне. Прокатиться им сперва надо, кровь разогнать. – Выходит, князь на Углу снял шлюху… – стал вслух размышлять Денис. – Какой князь? – удивился Парамон. – Какую шлюху? Ты ж говорил, супружница! Денис покраснел. Не умеет он врать, вот беда! – Я когда злюсь на нее, всегда шлюхой зову. Так, значит, на Углу они сели? |