Книга Дело о фальшивом глазе, страница 44 – Эрл Стенли Гарднер

Судья издал удивленное восклицание. Бергер с любопытством смотрел на Мейсона.

– Вы можете не отвечать на вопросы, – спокойно пояснил Мейсон, – если вы чувствуете, что ваши ответы могут быть обращены против вас. Если вам необходимо отказаться, то вы должны сказать следующее: «Я отказываюсь отвечать, пользуясь конституционным правом не отвечать на вопросы, которые могут быть направлены против меня». Когда вы так скажете, никто в мире не сможет заставить вас говорить.

Тельма Бевинс улыбнулась Мейсону и громко сказала:

– Я отказываюсь отвечать, пользуясь конституционным правом не отвечать на вопросы, которые могут быть направлены против меня.

В зале наступила мертвая тишина. Наконец послышался вздох Бергера.

– Вы были в доме Бассетов, когда произошло убийство? – задал он новый вопрос.

Тельма посмотрела на Мейсона.

– Откажитесь отвечать на вопрос, – посоветовал ей Мейсон.

– Каким образом ответ на подобный вопрос может быть обращен против свидетельницы? – обратился Бергер к судье.

Мейсон пожал плечами:

– Если я правильно понимаю юридические права, то дело свидетеля решать, на какой вопрос отвечать, а на какой – нет. Объяснение, которого требует прокурор, может тоже быть обвиняющим, и даже в большей степени, чем ответ.

Тельма Бевинс поняла намек юриста:

– Повторяю, я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.

Судья откашлялся, но ничего не сказал. Бергер бросился в атаку с другой стороны.

– Вы знаете Перри Мейсона? – спросил он.

– В этом вопросе нет ничего страшного, – вмешался судья, – и суд ждет ответа.

– Знаю, – сказала девушка и смущенно посмотрела на Мейсона.

– Вы поехали в Неваду по предложению Перри Мейсона?

Девушка обратила к адвокату вопрошающий взгляд.

– Я объяснил ей ее конституционные права, – сказал юрист. – Но для пользы дела я разъясняю, что именно я навел девушку на мысль поехать в Рино и оплатил ее проезд.

Если бы окружного прокурора внезапно хватили мокрым полотенцем по лицу, он, наверное, удивился бы меньше.

– Что вы сказали? – спросил он.

– Я оплатил этой девушке поездку в Рино, – сказал Мейсон, – и оплачивал ее издержки, пока она была там.

– И вы выступаете в качестве ее защитника?

– Да.

– И вы советуете ей отказываться отвечать на вопросы?

– Как вы видите, она выполняет мои рекомендации.

Бергер внимательно посмотрел на свидетельницу.

– Давно вы знаете Ричарда Бассета?

– Откажитесь отвечать на этот вопрос под тем же предлогом, – сказал Мейсон.

Судья Уинтерс наклонился вперед и поглядел на Мейсона:

– Вы знаете, адвокат, суд начинает склоняться к тому, что вы стараетесь убедить свидетеля не отвечать на вопросы не потому, что они ей угрожают, а потому, что эти вопросы угрожают вам. Суд впервые сталкивается с подобным казусом и предоставляет вам удобный случай для объяснения.

– Мне предоставляется такая возможность? – спросил Мейсон.

– Да, конечно, – спокойно сказал судья.

– Хорошо, – сказал Мейсон, – при данных обстоятельствах я буду вынужден сделать заявление, ваша честь, хоть я и надеялся, что мне не придется его делать. В ту ночь, когда был убит Хартли Бассет, одна молодая женщина находилась в приемной. Неожиданно из кабинета вышел человек в маске. Маска была сделана из копировальной бумаги. В ней были вырезаны два отверстия для глаз, хотя через одно из них была видна пустая глазница.

– Адвокат, – резко произнес судья, – имеет ли это отношение к женщине на свидетельском месте и причинам, по которым она не отвечает на вопросы?

– Ваша честь, – сказал Мейсон, – суть не в этом, а в том, почему я советую женщине не отвечать на вопросы. Я собираюсь прояснить дело, и тогда ваша честь убедится, насколько существенно все, о чем я говорю, хотя кое-что может оказаться спорным.

– Хорошо, – сказал судья, – продолжайте.

– Она вскрикнула. Мужчина ударил ее. Она сорвала с него маску и успела рассмотреть черты его лица, тогда как он из-за особенностей освещения был лишен этой возможности. Он ударил ее еще раз и, видимо, думал, что убил ее. Потом он скрылся. Итак, ваша честь, она единственная живая свидетельница, видевшая в лицо человека, который выбежал из комнаты сразу после совершения убийства.

– Ваши аргументы убедили меня в том, – сказал судья, – что попытка скрыть эти показания является серьезным нарушением, а вдвойне серьезным нарушением было сокрытие свидетельницы от юрисдикции суда.

– В настоящее время я не собираюсь обсуждать сложившиеся обстоятельства, я только пытаюсь объяснить, почему мисс Бевинс не должна отвечать на вопросы, которые могут быть поставлены ей в вину.

– Это поразительная ситуация, – сказал судья.

– Я и не утверждаю обратного, – сказал Мейсон, – мне лишь необходимо ваше согласие предоставить мне время и возможность сделать разъяснение.

– Хорошо, сделайте его, – сказал судья.

– Очевидно, маска была придумана наспех, так сказать, импровизированно. Тот, кто вошел в комнату Бассета, заранее задумал убийство. Он приготовил оружие и принял меры к тому, чтобы выстрела никто не слышал. Иначе говоря, он завернул пистолет в одеяло, чтобы скрыть от жертвы оружие и заглушить шум. Он должен был также подготовить заранее напечатанную записку о самоубийстве, чтобы оставить ее в машинке Бассета.

– Теперь вы показываете против своего клиента, – заметил судья.

– Что вы, ваша честь, я просто пытаюсь объяснить отказ девушки отвечать на вопросы.

– Но вы нарушаете профессиональную этику, выступая против своего клиента, которого вы представляете в деле об убийстве.

– Я не нуждаюсь в указаниях суда на соблюдение этики. Я сам знаю, что мне надо делать и что не надо.

– Хорошо, – сказал судья, – продолжайте ваши объяснения. Но говорите кратко.

– К сожалению, много говорить не придется. Я хочу обратить внимание суда на некоторые важные детали. Во-первых, убийца решил после совершения преступления покинуть кабинет. Но так как маска была сделана в спешке из подручного материала, напрашивается вывод, что убийство было спланировано заранее, а бегство – нет.

Далее, ваша честь, я утверждаю, что весь план бегства, план демонстрации лица в маске и пустой глазницы возник в голове убийцы после того, как убийство было совершено, потому что лишь тогда он сообразил, каково потенциальное значение стеклянного глаза, зажатого в руке жертвы.