Онлайн книга «Принц Модильяни»
|
– Амедео, ты произвел фурор. Ты привлек внимание всех. – Думаешь? – Я уверен. – Я произвел фурор, потому что надел хороший костюм? – Потому что ты нравишься людям. – Прекрасно, а почему я нравлюсь? – Потому что ты любезный, умный, приятный и красивый. Амедео посмотрел на меня и саркастически улыбнулся. – При отсутствии определенной характерной черты у художника все средства хороши, верно, Поль? Сутин
– Амедео Модильяни, итальянец, еврей, пять франков за рисунок… Я хожу между столиками «Ротонды», имея при себе листы белой бумаги, карандаш и уголь, и предлагаю посетителям нарисовать для них что-нибудь. Мало кто соглашается, но порой туристам все же интересно понаблюдать за мной во время работы. Некоторые хотят, чтобы я нарисовал их портрет, тогда мы присаживаемся за столик выпить вина за их счет и я прошу их позировать. – Амедео Модильяни, итальянец, еврей, пять франков за рисунок… Я называю это dessin à boire [37]. Я понял, что могу этим зарабатывать или по меньшей мере получить возможность поесть и выпить. Иногда я довольствуюсь только бокалом вина, если у заказчика недостаточно денег. Это единственный способ не просить денег у моего друга Поля. Он бы невероятно разозлился, если бы узнал об этом, поэтому я предпочитаю ничего ему не рассказывать. – Амедео! Я оборачиваюсь и вижу запыхавшегося Мориса Утрилло. – Амедео, у Сутина неприятности. – Что случилось? – Там жандармы. Они хотят ворваться к нему в дом. Пойдем со мной, мы должны ему помочь. Хаим живет на первом этаже дома, похожего на склад. Это довольно неприглядный район в окрестностях Монмартра. Жандармы стоят на улице, по обе стороны деревянной двери, которую мой белорусский друг запер изнутри на засов. У одного из жандармов течет кровь из носа. Они настойчиво стучат в дверь, которая остается закрытой. Поблизости толпятся люди, наблюдающие за происходящим. Мы с Морисом подходим ближе, и кого мы видим? В стороне, сосредоточенно совещаясь, стоят комиссары Декав и Замарон. – Ты видел, кто здесь? – Пойдем отсюда, а то они опять попросят у нас картины… – Подожди. Я подхожу к двум ценителям искусства и сердечно их приветствую: – Рад вас видеть! Мы пожимаем друг другу руки. – Модильяни, что вы здесь делаете? – Я пришел, чтобы помочь вам. – Помочь нам? – Разумеется. Дело в том, что за запертой дверью находится наш друг. – Правда? – Скажите мне, что случилось? Декав не выглядит взволнованным или разозлившимся; он разговаривает со мной так, будто просто должен разрешить какое-то скучное дело. – Видите всех этих людей на улице? Они пожаловались на зловоние, которое исходит из квартиры этого типа. – Вы знаете, что этот тип – художник? – Нет, мы не знали, но в любом случае – вонь нестерпимая. Пришли два жандарма, он их побил, одного из них ударил кулаком в нос… – Вы поняли причину зловония? – Нет, он забаррикадировался изнутри и никого не впускает. – Извините, но о каком зловонии идет речь? – Что-то вроде разлагающегося трупа. – Господи… – Мы должны проверить, понимаете? – Разумеется. Вы правы. А что он говорит? – Ничего, только велит держаться подальше. Что он за тип? Я смеюсь и пытаюсь успокоиться. – Его зовут Хаим Сутин, он белорус, еврей, как и я. – Сутин? Никогда о нем не слышал. – Он талантлив, скоро вы о нем услышите. Проблема в том, что речь идет о довольно тяжелой проблеме современности. – Какой же? – Сутин еще не понял, что такое мыло, он им никогда не пользовался… С ним приходится разговаривать на расстоянии пары метров. Подумайте только: я научил его сморкаться в платок; прежде для этого он использовал рубашку. Он дикарь и много страдал – в его краях к евреям относятся плохо… Он рослый, крупный и сильный как мул. И пахнет примерно так же. – Однако похоже, что тут запах более серьезный. Боюсь, что нам следует выбить дверь. – В этом нет необходимости. Если вы нам позволите, мы с Морисом уладим дело. – А если у вас не получится? – В таком случае вы будете действовать, как сочтете нужным. Декав и Замарон переглядываются. – Хорошо, Модильяни, попробуйте. – Не будете ли вы так любезны принести нам вина? Они снова переглядываются, и Декав кивает в знак согласия. Спустя некоторое время у меня в руках появляются кувшин вина и три бокала. Морис стоит рядом. Я стучу в дверь. Нам отвечают рычанием. – Убирайтесь, сволочи! – Хаим, это я, Амедео. Я с Морисом. – Вранье! Морис подтверждает: – Хаим, это правда, я тоже здесь. – А полиция? – Они здесь, но отошли подальше. Мы вдвоем. Я стараюсь говорить очень спокойно. – Открой, мы хотим с тобой поговорить. – Нет! – Не волнуйся, мы принесли выпить. Наступает долгое молчание, затем мы слышим звук передвигаемой мебели и щелчок замка. Наконец дверь медленно открывается. Нам с Морисом ударяет в нос такой смрад, что назвать его зловонием – слишком мягко. Это типичный тошнотворный запах разлагающихся трупов. Мы вынуждены прикрыть лица платками. Между створкой двери и косяком появляется наивное лицо Хаима; со звериной осторожностью он высматривает, что происходит снаружи. – Что вы хотите? – Я же тебе сказал – выпить. – Вы с ними в сговоре? – Давай поговорим об этом. Сутин впускает нас и закрывает дверь. Нас тут же обволакивает зловоние. У меня кружится голова, мне приходится опереться на стул. У Мориса рвотный позыв. Мне не хватает воздуха, я закашливаюсь. К потолочным балкам подвешены две разрубленные бычьи туши, которые уже начали разлагаться, на двух мольбертах – картины с недописанным наброском огромных кусков мяса. Меня разбирает смех. |