Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
|
– Лена, прекрати! – Не могу… И побледнеет луна, и устыдится солнце… На солнце медленно наползает черный круг, по земле проносится порыв холодного ветра… – И горы сдвинутся, и холмы падут… – Леночка, умоляю! – Это не я… оно само… И войдут люди в расселины скал и в пропасти земли от страха Господа и от славы величия Его, когда Он восстанет сокрушать землю… Ох, Господи, что же это я! – Живые, – орет Изя тем временем, потрясая воздетыми к небу кулаками, – отделитесь от мертвых! – Оставь, сволочь, – орет опомнившаяся Ленка, осторожно, боком надвигаясь на Изю, – отпусти Гершензона! – Сейчас! Оставил! Чтобы вы в камешки играли, две задницы бестолковые? Зяма, бандит, и то лучше вас! Он хорошего хотел… – Да у Зямы просто крыша поехала! Иерусалимский синдром! Мания величия! – Изенька, не надо. Это не нашего ума дело! – …И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины и возобновят города разоренные, оставшиеся в запустении от древних родов… Огромное дерево с треском рушится, цепляясь за провода. Во все стороны летят искры. Вывороченные корни угрожающе протягиваются в сторону Ленки и начинают медленно шевелиться. – Ой, мамочка… – …Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу, ровняйте, ровняйте дорогу, убирайте камни, поднимайте знамя для народов!… Неожиданно воздух расступается, и на парапете возникает чья-то фигура. Какое-то время она балансирует, пытаясь удержаться на пляшущих камнях, потом с ее протянутых ладоней вырываются снопы искр и летят в сторону Изи. Изя отпрыгивает, демонстрируя хорошую реакцию. – Смотри! – Ленка хватает Августу за рукав. – Это же тот, из Совета Девяти… Новоприбывший вновь поднимает руки, но парапет, выгнувшись горбом, сбрасывает его на землю. Он откатывается, вновь вскакивает на ноги. – Бабы, – орет председатель, – пригнитесь! Еще один сноп искр, на этот раз изумрудно-зеленых, летит на Изю. Мальчик застывает с поднятыми руками, потом падает на бок, замирает и лежит неподвижно. Земля, охнув в последний раз, успокаивается, ветер стихает, пурпурная мгла над морем расеивается. – Вы его убили, – всхлипывает Ленка, бросаясь к Изе. – Черта с два, – устало говорит председатель. – Вырубил немножко. Сейчас очнется… Он нагибается над распростертой на земле фигуркой и носком добротного кожаного ботинка отшвыривает в сторону камень, выпавший из раскрывшейся ладони. – Забирайте ваше добро. Ленка хватает камень. Он раскален и жжет ладонь, но она боится выпустить его из рук. Изя постепенно приходит в себя: он медленно поднимается с земли и тоненько всхлипывает. – Ну, – вздыхает председатель, – что ты тут сотворил, сучок сикоморин? – Я хотел как лучше, – плачет Изя, тряся острыми плечами. – Все от таких, как ты, – устало говорит Августа, – от таких вот маменькиных сыночков с комплексами. Иллюзии у них. Кормят вас в детстве манной кашей, а потом у вас появляются идеи. Вы же хуже бандитов – у вас размах… – Аваддон его подери, – говорит председатель, отряхивая испачканные землей колени, – чуть руку не вывихнул. Изя плачет. – Воинство небесное напустил, проклятущий. Кем ты себя вообразил? Тоже мне, архангел Метатрон… Ладно, забирайте камень и валите отсюда, пока вас не арестовали за нарушение общественного спокойствия. – А рабби Барух? Голем? – Барух вас больше не потревожит. Я с ним разобрался. – Как? Как Али-Баба с Зямой? – Ну, не совсем… но в общем, да, что-то в этом роде. – Все равно, – решительно говорит Августа, – все равно. Не буду я у себя эти чертовы камни держать. Вы чего хотите? Чтоб у меня дом загорелся? – Ничего с вами не будет, – председатель окидывает Ленку с Августой презрительным взглядом, – калибр не тот. – А… Но председатель уже исчезает во вспышке белого пламени. – Доволен? – мрачно спрашивает Ленка. Изя вытирает рукавом нос и сопит. Они медленно идут обратно в город. На месте фабрики – груда кирпичей и покореженной арматуры, на земле – пятна липкой зеленой слизи… Где-то вдалеке отчаянно воет сирена. – Калибр не тот! – фыркает Августа. – А у этого паршивца, значит, тот калибр… – Тебе мало? Мы и со своим-то делов натворили. Зяму замочили, музей взорвали. Теперь вот Привоз разнесли. – И фабрику, – подсказывает Августа. – Фабрика не в счет. Она и так под снос. Но дальше-то что… Город ведь жалко. – Жалко. Хороший был город, – меланхолично соглашается Августа. – Ну почему, – жалобно говорит Ленка, – почему все с таким шумом? Почему просто нельзя поднять с земли камень и… Она нагибается, поднимает камень. – Вот так поднять… Боже мой! Изька! Изька! Изя с опаской приближается: – Ну чего? – Это буква или что? – Это буква «алеф», – мрачно говорит Изя. – А где вы его взяли? – Да вот тут лежал. Изя вздыхает. – Не иначе как ангелами служения, – комментирует он, – доставлен этот камень сюда. – Говори по-человечески. Хватит с меня этой мутотени. Такси! Такси! Они вновь выскакивают на проезжую часть, приплясывая перед проезжающими машинами. – О… – говорит давешний шофер, притормаживая и высовываясь из окна, – это опять вы? Куда едем? – Сначала в Аркадию, – говорит Августа, плюхаясь на сиденье, – потом на кладбище. – Что-то вы туда зачастили, – замечает шофер. – В последний раз, – решительно говорит Ленка. – Завязываем. – Ну, – шофер нажимает на педаль, и машина мягко трогается с места, – и как вам это землетрясение? * * * – Скорее, – пыхтит Августа, – клади. Будем упокаивать. – Я-то положу. Но в каком порядке? – А что, есть разница? – Понятия не имею. – В порядке нахождения, – деловито говорит мальчик Изя. – Чего тут думать. Он же сам подсказал. – А ты молчи, чудовище. – Погоди, – говорит Ленка, – а ведь он прав… – Ну, валяй в порядке нахождения. Последний теплый осенний день плывет над кладбищем, и небо отливает синевой и пурпуром голубиной грудки, и желтые листья блестят на ограде, точно жестяные украшения, и дрожит раскаленный воздух над могильной плитой. |