Онлайн книга «Легионы просят огня»
Его зовут Спурий Эггин. Он — префект лагеря. Заслуженный солдат, прошедший весь путь от тирона, новобранца, до второго по старшинству командира в легионе. Он — профессионал. В отличие от меня, любителя, назначенного легатом по личной прихоти принцепса Августа. Таких, как я, называют «тога». Гражданский. Таких, как Эггин — гордостью армии. * * * Вечер. Закат окрашивает красным городок, связывающий лагеря трех легионов в одно уродливое целое. Улица, публичный дом. Судя по некоторой претензии на роскошь, этот лупанарий предназначен для трибунов и центурионов. — Рыжая, — говорит Эггин. — Где ты, Рыжая?! Префект лагеря с трудом поднимается по скрипящей лестнице, спотыкается, ругается вполголоса. Проклятые ступеньки. Он чудовищно пьян. Его голос плывет, словно плохая песня — певец слишком далеко, голос его слаб, и ветер относит в сторону слова. Вот и нужная дверь. Она закрыта. — Рыжая! — зовет Эггин. — Выйди ко мне! Он размахивается и ударяет кулаком. Еще раз. И еще. * * * Удары. Глухие, сильные… Дверь сотрясается. Ее все зовут Рыжая. Его Рыжая. Руфина. Тит Волтумий стискивает зубы. Он не очень высок, да, но зато быстр, силен и он, о боги, старший центурион. Он словно кусок железа, стальной меч, выкованный кельтами. Или черная бронза, которую мало что может сломать. Рыжая — вот что делает его мягким, как овечий сыр. А удары что? Удары только сделают его крепче. Как и раны. Как и походы… Тит встает с кровати, протягивает руку к одежде. Пора разобраться с Эггином — раз и навсегда. — Не надо, — говорит Рыжая. — Не трогай его. У нее распухшие от поцелуев губы, на нижней — маленькая царапина. Точеный нос — в мелких капельках пота. Тит останавливается. Руки его висят у бедер — мощные и, одновременно, бессильные. — Он несчастен. И болен. Это я болен, думает Тит. Я — удачливый соперник Эггина, но кто скажет, что я счастлив?! Никто. Даже я этого не скажу. Эггин болен. Я болен. Мы все здесь, Дит тебя побери, больны. Схватка двух кровавых зверей. Каждый раз, каждый проклятый раз. И неизвестно, кто побеждает. — Рыжая! — голос Эггина. — Зачем?! Вот и я не знаю, думает Тит. Рыжая улыбается. * * * Ализон, дворец Вара. Сентябрьские иды. Гости в белых тогах — «пагани», гражданские. Чиновники, судьи, адвокаты, сборщики налогов. Что удивительно, это очень важные люди. Гораздо важнее солдат. Германия оплачивает наше пребывание здесь своими деньгами, а деньги надо считать. Побежденные — платят. Это политика Рима. Гости в военных туниках — легаты и трибуны. Они стоят отдельно. Военные редко смешиваются с чиновниками. И только я — «тога», гражданский, назначенный легатом, могу примкнуть к любой из партий. Когда я приехал в Германию, мне пришлось столкнуться с презрением и даже ненавистью офицеров моего легиона. Легатов, назначенных сверху, не очень любят. Каждый из моих трибунов отслужил годы. Каждый участвовал в нескольких военных кампаниях. Они шли к своим должностям через сражения и долгую утомительную службу на окраине, в окружении врагов и дешевых женщин. Их звания политы кровью и потом. И отполированы до блеска скукой лагерной жизни… За что им любить выскочку? Меня. Но кое-что изменилось. Как оказалось, я тоже могу убивать германцев. И даже делаю это с определенным изяществом. — Друзья! — обращается к присутствующим Квинтилий Вар. Запах шиповника — сегодня едва уловимый. — У меня хорошие новости из Паннонии. Тиберий… Гул голосов. — Тише вы! — Тише! Вар продолжает: — Тиберий разгромил мятежников. Тишина. Затем поднимает гул. «Слава Тиберию! Слава Августу!» Это действительно хорошие новости. Война в Паннонии длится уже несколько лет — с переменным успехом. Мятежники собрали чудовищную армию — около ста тысяч воинов — и всерьез угрожали Италии. Риму. Попытки подавить мятеж не увенчались успехом… Так что пришлось Тиберию, пасынку Августа, взяться за дело. Только тогда мы начали побеждать. Он хороший полководец — осторожный, решительный, расчетливый. Тиберий ничего не оставляет без должного внимания. Легионеры его не любят, но обожают, когда он ими командует. Интересный парадокс. Как человек, Тиберий жесткий и равнодушный — словно кусок пемзы. Он смотрит сквозь тебя и, кажется, забудет твое имя сразу же, едва за твоей спиной закроется дверь… Но нет. Тиберий ничего не забывает. Теперь он победил мятежников в Паннонии. И, значит, будет праздник. — Вина! — требует Вар. — Выпьем за доблестного Тиберия! Мы пьем вино. Вар пьет подкрашенную воду. Я качаю головой. В какое интересное время мы живем. С сарматами у нас мир, с германцами мир, даже с парфянами согласие… Теперь и мятеж в Паннонии подавлен. Везде тишина и покой. Даже не верится. Когда я выхожу из дворца, уже темнеет. Высокая фигура выступает из тени. Я поднимаю голову и вздрагиваю. Голубой огонь варварского взгляда окатывает меня — с головы до ног. — Кажется, пора нам побеседовать, — говорит Арминий негромко. Я киваю. Давно пора. * * * Фигурка лежит на столе. Маленькая серебристая птичка. В этом есть нечто зловещее. — Как такое может быть? — говорю я. — Как?! Арминий улыбается. — И об этом спрашивает человек, регулярно оживляющий мертвецов? — он берет чашу с вином, но не пьет. — Знаешь, что делает твоя фигурка? Воробей возвращает душу. Ненадолго. Чтобы поговорить. — Это понятно. На самом деле я не очень понимаю, как это работает. Но это работает. …молния пронизывает меня насквозь — с головы до ног. Ветвится внутри моего тела. Волосы встают дыбом… Фигурка на ладони подрагивает. Она — ледяная. — Срок жизни возвращенного зависит от возможностей тела и силы воли. Если человек серьезно ранен, потерял много крови, изрублен на куски — то это будет мучительный разговор, — Арминий медлит, — И очень короткий. |