Онлайн книга «Легионы просят огня»
Самоубийство — это как чума. Стоило легионерам узнать о гибели Вара, как еще несколько центурионов Восемнадцатого Верного падают на свои мечи. Потом тоже делают два десятка легионеров. Затем еще несколько. И еще. — Эггин? — говорю я. Префект лагеря Семнадцатого легиона хмуро поворачивает ко мне багровое лицо: — Не дождетесь. Падающий на трупы снег. Огромные хлопья опускаются — тяжелые, мокрые… падают на моих солдат. Я моргаю. Снег исчезает. Почудилось? Мой Семнадцатый легион в тяжелом состоянии. Потерял половину состава минимум. Когда я упал от удара однорукого, мы едва не утратили даже нашего орла… а Восемнадцатый легион — утратил. Именно его орла вестник принял за орла Морского Победоносного. И донес пропретору. Квинтилий Вар мертв. Самоубийство. Нумоний Вала предал легионы и бежал со всей конницей. Гортензий Мамурра, легат Девятнадцатого, убит в бою. Мне рассказал об этом один из уцелевших центурионов Счастливого легиона. Мамурра возглавил атаку, пытаясь пробиться к обозу и любой ценой спасти женщин и детей. Герой? Как ни странно. Изнеженный городской хлыщ в отличие от Вара выполнил свой долг до конца. Он умер в бою. Сделав все, что мог — и даже больше. Кстати… Я потираю лоб. Теперь я командую римской армией в провинции Великая Германия. Я один. Какое нелепое и страшное повышение. — Какие будут приказания, легат? Я оглядываюсь. Какие еще приказания? О чем вы? Все кончено… — Легат! Я поднимаю голову и вижу Тита Волтумия. Центурион смотрит на меня в упор. В глазах — плавятся мед и золото. — Тит, что ты… — Какие будут приказания, легат? — настаивает он. «Ну же, легат!» «Ты слишком импульсивный, Гай». — Легат? Я усмехаюсь. — Снимаем лагерь, — приказываю я. — Идем до заката и строим новый. А завтра вырвемся из окружения и поубиваем всех гемов. Ты это хотел услышать, центурион?! Тит Волтумий медленно кивает. — Именно это, легат. Разрешите выполнять? — Выполняйте. * * * Холод. Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Пар дыхания вырывается, рассеивается в воздухе облаком. Когда я пытаюсь подняться, ноги подкашиваются. Словно на моих плечах — груз свинца. Пламя. Огонь. Вот что нам нужно. Где вы там, боги?! Слышите нас?! Легионы просят огня. И тут я вспоминаю… Не главное, но — важное. — Сложить костер, — приказываю я. Центурион кивает. — Соберите все, что может гореть. Все. И что не придется отжимать. Дождь идет и идет, превращая наш лагерь в садок для угрей. — Тела пропретора и… остальных, не должны достаться варварам. Центурион кивает. Я наклоняюсь к нему. Его небритая щека оказывается совсем рядом. — Когда костер догорит, соберите все, что останется, и закопайте. Лично. Центурион вздрагивает, отшатывается и расширившимися глазами смотрит на меня. — Да, центурион, да. Вы сделаете это. Тайно закопайте, чтобы указать место захоронения могло как можно меньше человек. Вы лично этим займетесь. И ответите передо мной. Действуйте. Когда он уходит, я пытаюсь почувствовать хоть что-то, кроме усталости. Бесполезно. Публий Квинтилий Вар, пропретор Великой Германии. Трус, говорю я сквозь зубы, чтобы разозлиться. Трус и подлец! Не получается. Он всего лишь оказался не на своем месте. Доверенный человек Августа, его родственник, военачальник, усмиритель Иудеи… Сбежал. Оставив легионы умирать здесь, посреди проклятой Германии… Возможно, к рассвету мы уже будем мертвы. Какая приятная перспектива. — Легат! Передо мной стоит человек с непокрытой головой. Изможденное лицо. Седые волосы развеваются, как у безумца. — Легат! Это архив легиона. Канцелярия и все важные бумаги. Их нужно обязательно спасти. Обязательно! Я смотрю на него, не понимая, что он от меня хочет. Потом, наконец, понимаю: — В огонь все! Пускай Вар летит в Эреб на долговых расписках. — Но легат! Прости, старик. Вар. «Сукин сын». Будь ты проклят. Сбежал, оставив легионы умирать в одиночестве. Самое время. Странно, никогда не думал, что Вару достанет храбрости броситься на меч. Иногда такая запоздалая храбрость — хуже предательства. Когда пламя взвивается над неудачливым правителем Великой Германии, с треском разбрасывая искры и облизывая оранжевым языком темноту, я чувствую только одно… Тепло. Блаженное, желанное, долгожданное тепло. Мулы идут ближе к костру, выставляют руки, чтобы согреть ладони. Лица в багрово-красных отсветах. Есть ли надежда для легионов? Надежда — это сон наяву, говорил Аристотель. Что ж… дайте нам хоть немного поспать. * * * — Легат, спать нельзя. Легат! До чего противный голос. Я вздергиваю голову — жуткая невероятная усталость клонит ее обратно. Но спать нельзя. Не… спать. Не… льзя. Я проваливаюсь в черноту, падаю, падаю… И тут меня безжалостно выдергивают наверх. Сердце замирает. — Легат! Вставай, твою мать! — голос знакомый. — Тит? В первый момент я думаю, что они все — мертвы. Что я остался один. Вместо рядов легионеров — поле, усеянное телами. Люди лежат вповалку, пар дыхания почти не виден, словно поле окутано прозрачным туманом. А некоторые уже и не дышат, может быть. Не знаю. Я уже ничего не знаю. Мы шли до упора. Мы убивали. Нас убивали. А это — привал. Темнеет. Хмурые тучи над Германией и не думают расходиться. Дождь зарядил надолго. Проклятый мелкий дождь оседает на железе, на грубой шерсти плащей, на небритых серых лицах. Если так и останется, ночью нас перережут всех до одного. * * * — Строить лагерь. Колья вбивать! Слышите?! Они молча сидят. Никто не шевелится. Я беру лопату и втыкаю в землю. Тяну на себя. |