Маргарита начала беззвучно плакать, с ужасом понимая, что ее всё-таки спасли. Иначе понимая ее слезы, дядя Жоль утер собственный глаз и поцеловал племянницу в лоб.
– Окончалося, дочка! – с чувством произнес он. – Чего бы он тама с тобою не делывал, всё окончалось! Ты с нами… Скоро в новом дому уж будём: часику через трое, а то и меньше́е. Тама, кудова мы езжаем, там никто нас не сыщет. Тама мы все: и братья твои, и сестрицы, – все уж тама. Даже дед наш Звездочку тудова уж поди свез. Все мы в неопасности. И ты с нами тож будёшь…
– Отпусти меня, – еле слышно выговорила Маргарита. – Я хочу к нему… Отвези меня назад…
– Да, кажись, ты и не понимашь вовсе, чего я тебе молвлю, – снова поцеловал ее дядя Жоль в лоб. – Не пришлась еще в себя, дочка… Ничего, – погладил он ее щеку. – Многого говорить всё равно нету времяней: после наговоримся. Ты всё ж таки поспи еще.
Он усадил Маргариту, как в кресло, на тюфяк и набросил на нее бежевый дорожный плащ Ортлиба Совиннака. Голова несчастной, освобожденной пленницы сама повернулась в сторону, и сперва ей показалось, что она увидела божество, созданное из снега, солнечных лучей и сияния звезд: на красивейшем белом коне с золотистой гривой (этому сказочному коню не хватало только крыльев) сидел рыцарь в блестящих доспехах и нарамнике лилейного цвета, на каком четыре золотых льва с копьями в лапах ограждали синий меридианский крест. И сбрую коня, и облачение воителя усыпали сапфиры, хризолиты и топазы; парчовая нить искусной вышивки текла меж ними извитой золотой рекой, а светлые доспехи то переливались перистыми разводами, то мерцали позолотой, то темнели чеканными узорами. Несколько всадников в белых одеяниях с синими меридианскими звездами на плечах окружали знатного рыцаря – это были воины-монахи Святой Земли Мери́диан, воины веры, давшие обет целомудрия, и увидеть их тоже было большой редкостью, но Маргарита продолжала рассматривать «божество». Из-за обветренной и загорелой, как у землероба, кожи мужчина выглядел старше своих тридцати семи лет, в остальном он имел исключительно благородные черты лица: тонкий, удлиненный нос с легкой горбинкой, узкий и твердый подбородок, изгиб губ в форме лука Амура и выразительные черные глаза, оттененные естественной краской; в его густых, вьющихся мелкими волнами, черных волосах блестели серебристо-седые змейки. Он носил шпоры с колесиком в виде меридианской звезды, – и это означало, что его имя внесли в «Книгу Гордости», а сам он является героем Меридеи.
«Неужели принц Баро́? – догадалась Маргарита. – Баро́йский Лев? Венценосный правитель княжества, что вокруг Святой Земли Мери́диан? Один из самых богатых людей Меридеи и один самых лучших рыцарей, уже четыре раза побывавший в Сольтеле…»
Этот статный, овеянный самой светлой славой воин приблизился к повозке, где полулежала закутанная в плащ девушка, и галантно поклонился ей с прижатой к сердцу рукой, что гласило о его готовности быть ее защитником. Имей Маргарита силы, чтобы протянуть руку для поцелуя, то она стала бы прекрасной дамой самого принца и героя.
– Адальбе́рти Баро́, – представился рыцарь на меридианском. – Я даю вам слово, госпожа Совиннак, что за вашу честь лично поквитаюсь с Лодэтским Дьяволом. А сейчас имею удовольствие сопроводить вас в безопасное место, где вы будете под защитой княжества Баро́.
Маргарита в отчаянии закрыла глаза. Она слышала, как принц Баро дает какие-то распоряжения, но не слушала его. Ее разум отказывался верить в случившееся – она твердила себе, что это всё просто ужасный сон, а вскоре девушка и впрямь вновь уснула. Принц Адальберти порой поглядывал на красавицу и на ее умиротворенное лицо. Он слегка улыбался при виде ее сладкого, детского сна и тут же сжимал губы от злости, думая о сотворенном над ней насилии в более чем в двадцатидневном плену. Высоконравственный рыцарь не собирался спускать с рук это преступление герцогу Рагнеру Раннору.
________________
В третий раз Маргарита проснулась сама и увидела большие, яркие звезды на ночном небе. Дядя Жоль нес ее на руках к незнакомому дому, на порог какого выходили Синоли, Беати и Филипп. Еще появились Марлена и дед Гибих. Все они обступили Жоля Ботно и ослабевшую, несчастную девушку на его руках. Они гладили Маргариту, радовались ее возвращению, улыбались. В доме замелькала вереница других лиц: тараторившая Ульви с двумя хныкавшими младенцами на руках, безмолвный Нинно с пронзительным взглядом, тетка Клементина и Оливи с одинаковыми торжествующими улыбками на одинаковых ртах, без слов говорившими ей, что она дуреха. Были там и Залия со своим малышом, и Деора Себесро. Четыре борзые собаки крутились здесь же. В углу, закинув нога на ногу, сидел с прямой спиной манерный Огю Шотно. Без конца кто-то из них что-то болтал и трогал Маргариту, а она хотела им всем кричать, чтобы они оставили ее в покое и в ее одиноком горе от этого несвоевременного спасения.
– Я спать хочу, – выдавила из себя Маргарита – и дядя к ее облегчению понес ее наверх. Марлена пошла следом.
Вскоре Маргарита оказалась в небольшой спальне, обставленной весьма скромно: ближе к стене развалилась грубо сбитая, широкая кровать без полога, у ее изножья выгибал крышку дорожный ларь, подле оконных ставен встал трехногий стул. На подоконнике, рядом с глиняным кувшином, виднелись умывальные принадлежности, полотенца, гребень и выпуклое круглое зеркальце. Таз и ночной вазон прятались под кроватью. Когда дядя Жоль удалился, Марлена помогла Маргарите переодеться в ночную сорочк и, лечь в постель, а потом заботливо укрыла ее покрывалом.
– Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не уснешь? – спросила Марлена, расправляя золотистые волосы Маргариты.
А Маргарита, теперь страдавшая от нежданно-негаданно свалившейся на нее свободы, свернулась в комок под покрывалом и роняла слезы.
– Нет, – ответила она. – Я хочу побыть одна.
– Милая, – гладила ее по голове Марлена. – Нельзя таить в себе такое. Давай поговорим – и ты увидишь, что тебе станет легче.
Маргарита с болью взглянула на нее.
– Спаси меня, – прошептала она. – Мне нужно назад, в Элладанн. Спаси до того, как Ортлиб будет здесь.
– Он ничего тебе не сделает, дорогая, – улыбнулась Марлена и, как дядюшка Жоль, поцеловала ее в лоб. – Твой супруг тебя так любит. Твой дядя говорил, что господин Совиннак даже рыдал, словно дитя, когда узнал, что с тобой случилось. И потом он был сам не свой. Он будет рад, что ты воссоединилась с ним, – и всё. Всё будет хорошо, если и ты позабудешь…
– Что это за город?
– Это Ми́ттеданн, – назвала Марлена городок в пяти-шести часах езды к западу от Элладанна.
Маргарита скривила лицо – дорога до Элладанна представлялась дальней. Марлена, словно намереваясь расстроить ее еще сильнее, продолжала:
– Здесь безопасно: город закрыт и под охраной княжества Баро. Никого не впускают и не выпускают. Мы, как покинули замок, здесь уже четыре дня – как только подошли баро́йцы. Господин Совиннак говорит, что Лодэтский Дьявол будет в Элладанне, будто в ловушке: он что-то придумал, но что не говорит. Как только принц Баро подоспел, то он и твой дядя Жоль сразу отправились в Элладанн. Мы тебя еще тогда ждали… – утерла Марлена слезу со щеки Маргариты. – Сколько ты, должно быть, пережила… Нам тоже так было страшно! Мы из башен замка смотрели, как они деревья у холма вырубают, что-то строят и даже бочонки с чем-то бросают – и молились, чтобы не было поздно. Слава Богу, что они так и не напали!
