Онлайн книга «Мечты темнокожей девочки»
|
но за меня не нужно. Новые игрушки Мама присылает нам из Нью-Йорка чудных коричневых кукол, она отыскала их в одном из модных универмагов. В письме она рассказывает о лифтах, о вокзалах, о домах, таких высоких, что приходится задирать голову, чтобы увидеть их целиком, и потом болит шея. У мест, про которые она пишет, такие красивые названия: Кони-Айленд, Гарлем, Браунсвилл, Медвежья гора. Она говорит, что видела океан. Воды в нем так много, что другого берега не видно, а если океан переплыть, попадешь в другую страну. Мама рассказывает, что в магазинах игрушек полно разных кукол всех цветов и размеров, на каждом углу парикмахерские и салоны красоты, а подруга тети Кей видела на улице певицу Лену Хорн. Но сейчас нас интересуют только куклы. Их тугие черные кудри рассыпаны по плечам, одеты куклы в пышные розовые атласные платьица с нижними юбками. Их черные ручки не сгибаются. Но мы все равно крепко прижимаем к себе жестких пластмассовых красавиц и представляем, как они называют нас «мама», как хотят быть с нами рядом. Представляем, что пишем им такие же письма, как наша мама: «Скоро приеду и заберу тебя». – Никогда не разлучимся, всегда будем вместе, — шепчем мы своим дочкам. А куклы, прекрасные и безмолвные, только смотрят на нас пустыми глазами. Когда-нибудь – Играйте с ним осторожно, — предупреждает нас бабушка о мальчике с окном в сердце. – Ему нельзя быстро бегать. И плакать. Когда он стучится в заднюю дверь, мы выходим посидеть с ним тихо на крыльце черного хода. Говорит он совсем мало, этот мальчик с окном в сердце, а когда говорит, то обычно расспрашивает нас, как наша мама живет в Нью-Йорке. Не страшно ли ей там? Не встречала ли она какую-нибудь кино-звезду? Правда ли, что там много домов и все высокие-превысокие? – Когда-нибудь, – произносит он едва слышно, так что мы наклоняемся к нему, чтобы разобрать, – я поеду в Нью-Йорк. И он мечтательно смотрит вдаль, туда, где виднеется дом Коры. – Там юг, – говорит моя сестра, – Нью-Йорк в другой стороне. Обетования Божьи Вот-вот наступит Рождество. По радио какой-то певец с мягким глубоким голосом советует нам устроить его маленьким и тихим… Во всех окнах Николтауна видны рождественские елки. Кора-и-ее-сестры хвастают, какие подарки они получат: это и куклы, и коньки, и качели. А наши качели на заднем дворе тихо стоят, припорошенные снегом. По воскресным вечерам нас не выпускают из дома, и тогда наглые Кора-и-ее-сестры совершают набег на наши качели: раскачиваются на них, как бешеные, стараясь взлететь повыше, показывают нам языки, а мы только смотрим на них через стекло на входной двери. Мы кипим от возмущения, мы бежим к бабушке, мы жалуемся. Но она отвечает: – Бог с ними, пусть балуются. Будьте великодушны к этим девчонкам, ведь сердца у вас большие! Но наши сердца вовсе не большие. Наши сердца крошечные и полные гнева. Были бы наши сердца руками – надавали бы обидчицам тумаков. Были бы ногами – и пинков могли бы! Другая бесконечность – Мы избранные, – говорит бабушка. — Все, что мы делаем, – часть Божьего замысла. Каждый наш вздох – это бесценный дар Бога. И вообще все, что мы имеем… – Эти качели купил нам Папочка, – перебивает ее сестра, – а не Бог. В ответ бабушка медленно произносит каждое слово, чтобы мы лучше усвоили этот важный урок: – На деньги, которые он заработал. А силы, чтобы работать, дал ему Бог. Во дворе стоят опустевшие качели, Кора-и-ее-сестры ушли. Хоуп, Делл и я молчим. Как многих вещей мы пока не понимаем! Как много вещей, в которые мы пока не верим! Но мы твердо знаем: понедельник, вторник, четверг, суббота и воскресенье предназначены для угодных Богу дел. Мы избраны, чтобы делать их, и делать на совесть. За это нам обещают вечную жизнь. – Это все равно что бесконечную, – говорит сестра, – а может, даже лучше. Опустевшие качели напоминают нам, что все плохое не будет длиться вечно, а хорошее может иногда продолжаться долго-долго. Даже Кора-и-ее-сестры могут расстроить нас лишь ненадолго: до тех пор, пока их не позовут ужинать. Иногда слова не нужны Глубокая зима, и вечерами холодно. Так тихо, что кажется, будто мир навсегда скрылся в темноте. Но стоит взглянуть на небо, и видишь, что земля не исчезла, она будто замерла под звездным куполом. Моя голова лежит у дедушки на плече. Укутавшись одеялом, мы сидим в качелях на веранде. Их скрип похож на песню. В такой вечер, как сегодня, не нужны слова. Только тепло дедушкиной руки. Только безмолвное обещание, что этот мир, такой родной и знакомый, всегда будет ждать нас здесь. Письмо Письмо приходит однажды утром в субботу, сестра открывает его. Мамин почерк простой, говорит она. – Она пишет печатными буквами, чтобы мы могли прочитать. И она медленно читает мамино письмо, а мы с Хоупом сидим за кухонным столом. На наших тарелках остатки сырных крошек и желтоглазой яичницы. Настала очередь нашего любимого бабушкиного печенья, но мы тут же забываем о нем. – Она приезжает за нами, – объявляет сестра и читает нам то место, в котором мама рассказывает о своих планах. – Мы и правда уезжаем из Гринвилла. При этих словах Хоуп выпрямляет спину и улыбается. Но улыбка сразу гаснет. Разве можно быть сразу в двух местах? Разве можно оставить все, что нам дорого: ранний вечер, я у дедушки на коленях, мы слушаем рассказы Хоупа и Делл |