Книга Лекарь Империи 4, страница 41 – Сергей Карелин, Александр Лиманский

И в этот момент все кусочки мозаики сложились в единую, невероятную, но единственно возможную картину. Ускоренный метаболизм в печени. Усиленная фильтрация в почках. И эта аномальная щелочная моча, которая сама по себе способствует максимально быстрому выведению салицилатов…

Я нахмурился. Это объясняло, почему салицилаты вывелись из его организма с такой космической скоростью. Но это не объясняло причину такой аномальной реакции.

— А в крови что-нибудь еще есть? — спросил я, лихорадочно перебирая в голове варианты.

— Вот тут-то и начинается самое веселое! — Фырк от возбуждения аж запрыгал у меня на плече. — Я нашел следы еще одного препарата! Какой-то… похожий на тот что выводит мочу!

Фуросемид. Скорее всего.

Мощнейший петлевой диуретик. Препарат, который заставляет почки работать на износ, выводя из организма литры жидкости. И, как побочный эффект, ощелачивает мочу.

Головоломка, которая еще минуту назад казалась неразрешимой, мгновенно сложилась.

— Так вот оно что, — пробормотал я, и все кусочки пазла встали на свои места.

— Что? Что там? — Борисова и Фролов синхронно повернулись ко мне, не понимая, что происходит.

— Анализ был чистым не потому, что у пациента какая-то врожденная аномалия, — я медленно повернулся к ним. — Его «почистили». Искусственно. Незадолго до поступления к нам ему ввели мощный диуретик. Фуросемид или что-то подобное. Это вызвало форсированный диурез — почки начали работать в авральном режиме, промывая кровь. Салицилаты вывелись из плазмы гораздо быстрее, чем должны были. Но само отравление, поражение тканей и центральной нервной системы, уже произошло. Симптомы остались, а вот доказать их причину стало почти невозможно.

Я подошел к кровати пациента.

— Валентин, скажите мне честно. Когда вам стало плохо, вы ведь вызывали скорую, так? Еще до того, как жена привезла вас сюда?

Пациент, которому уже стало значительно лучше, замялся, виновато переводя взгляд с меня на Борисову.

— Ну… да, вызывал. Сначала совсем плохо было — голова кружилась, тошнило, в ушах звенело. Приезжали.

— И вам делали какой-нибудь укол? — продолжил я свой допрос. — Например, мочегонный?

Свиридов удивленно кивнул.

— Да! Точно! Приехал фельдшер, такой… усатый, сердитый как будто я ему должен. Посмотрел на меня, сказал «не паникуй, мужик, с кем не бывает», и сделал укол в вену. Сказал, сейчас полегчает. И правда, я потом в туалет бегал каждые пять минут! Он еще сказал, чтобы я в больницу не ехал, мол, само к утру пройдет.

Эти три слова ударили мне в голову, как разряд дефибриллятора.

В памяти мгновенно, с фотографической точностью, всплыла картина: наша старая, дребезжащая карета скорой помощи, вечно недовольное, брюзжащее лицо, рыжеватые, неопрятные усы, прокуренные никотином. И этот голос, полный ленивого, хамского пренебрежения к пациентам.

В этом городе был только один-единственный человек, который идеально подходил под такое описание.

Мой бывший напарник. Григорий Сычев.

И от этой догадки по спине пробежал ледяной холодок. Все становилось гораздо сложнее и грязнее, чем я думал.

— Но мне потом только хуже стало, — продолжил тем временем Свиридов. — Я соображать совсем перестал. Жена испугалась и уже утром снова вызвала бригаду, которая меня к вам и привезла.