Книга Картина Черного человека, страница 98 – Наталья Николаевна Александрова

Врачом оказался тот самый рыжий парень, которого я видела раньше. Он сказал, что бабуля моя идет на поправку семимильными шагами, капельницы помогают, но хорошо бы еще дня три ее подержать на лекарствах.

Я прикинула, что так будет лучше для всех, поскольку сейчас мне совершенно не до Петровны. А кроме меня, до нее никому из нашей семейки и дела нет.

Мы с врачом договорились, что я зайду во вторник и, выйдя из больницы, я дала себе слово, что так или иначе, но до вторника я ситуацию разрулю.

— Что за личность! — Глеб покачал головой, глядя вслед Але, затем наклонился и ловко подхватил кошку Алису, которая при всяком удобном случае стремилась выскочить на лестницу с упорством, достойным лучшего применения.

— Ну что тебя тянет в эту грязь? — привычно упрекнул он кошку. — Что ты там забыла?

Кошка могла бы ему ответить, что многое.

Можно, к примеру, побежать наверх, на чердак, и если дверь туда будет открыта, то побегать за голубями. Голуби такие глупые, они думают, что на чердаке находятся в безопасности, а тут как раз подоспеет Алиса. И даже если не получится перехватить ленивого белого турмана, зато какой переполох можно устроить…

А когда улетят голуби, можно просто побегать по чердаку и выскочить на крышу. А по крыше перебраться в соседний дом, там наверху есть такой балкон, на котором вечно торчит огромный пес, бельгийская овчарка. И можно пройтись по карнизу перед самым балконом, изящно ступая мягкими лапами и держа пушистый хвост строго перпендикулярно полу, и наблюдать, как пес беснуется от беспомощности, потому что ему ну никак не достать Алису.

Да, мысленно вздохнула Алиса, как хорошо было бы немножко развлечься. Но сегодня явно не получится.

Глеб втащил кошку в квартиру и решил пойти в студию, чтобы как следует рассмотреть картину. Если Аля не хочет ничего рассказывать, следует подойти к проблеме с другой стороны.

Сначала он вышел на Загородный проспект и прошел по нему до того проулка, где вчера взорвали Алину машину. Остатки машины уже увезли, на том месте было очень грязно, и ближайший фонарный столб здорово обгорел.

Глеб свернул в проходной двор, чтобы вышло быстрее, миновал два гаража и помойку, потом свернул еще в один двор.

Он прошел в угол двора, подошел к железной дверке, над которой красовалась вывеска с веселым нетрезвым Буратино. Дверца была заперта, и он постучал в ставню полуподвального оконца.

Ставня с ревматическим скрипом приоткрылась, и недовольный, хриплый голос осведомился:

— Это кто там приперся?

— Это я, дядя Миша!

— Это какой еще «Я»?

— Да я это, Глеб!

— А, ну так бы сразу и говорил… ключ тебе, что ли?

— А то!

Ставня приоткрылась пошире, и на асфальт упал ключ, как две капли воды похожий на тот, который сжимал в руке Буратино.

Глеб открыл этим ключом дверь и вошел в мастерскую.

Он поздоровался с пожилым мастером в инвалидном кресле и хотел было пройти ко второй двери, но дядя Миша остановил его красноречивым междометием:

— Пс-с-т!

Глеб остановился, вопросительно взглянул на старика:

— Что, дядя Миша?

— Разговорчик имеется.

Дядя Миша неторопливо положил на стол инструменты, обстоятельно вытер руки обрывком чистой ветоши и проговорил, доверительно понизив голос:

— Тут, это, такое дело случилось… Жаконя померла.