Книга Медальон с пламенем Прометея, страница 40 – Юлия Алейникова

Во дворе управления было людно, шумно и весело, и в этой праздничной деловитой суете никто не обращал на него внимания.

Место происшествия. Когда они вошли в квартиру, хозяйка сидела в большой комнате на диване, зареванная. В халате, лохматая, неубранная, с нею был сосед, который и вызвал милицию, еще одна соседка топталась в прихожей. Ничего подозрительного в поведении всех троих не было, и у обоих соседей имелось алиби. Хотя… Нет, дело не в них.

Дальше комната. Неубранная постель, в ней убитый Зыков. Подушки высоко взбиты, он почти сидел, значит, к моменту своей смерти уже проснулся, руки вцепились в пододеяльник. Значит, испугался в последний момент. Кто-то вошел в комнату, он продолжал лежать, к нему подошли, он все еще не ожидал нападения. Потому что не сделал попытки увернуться. Значит, не боялся. А испугался в последний момент, когда убийца достал нож. Вроде бы все логично.

Стал бы он вести себя так, если бы в комнату вошел человек враждебный, недоброжелатель, любой из списка ими проверенных лиц? Вряд ли. В любом случае он бы сел на постели, позвал жену или же вскочил с кровати.

Если только это была не Сыромятникова. Впрочем, нет. Не стал бы он лежать в постели, войди в спальню посторонняя женщина, особенно если за стенкой в ванной плескалась его жена.

Что же это получается, все снова упирается в жену и домработницу? У его сына железное алиби. Значит, все снова упирается в жену.

А может, бывшая жена? Ее они не проверяли, и хотя Анфиса Тихоновна утверждала, что расстались они мирно, без взаимных претензий, на деле это могло быть иначе.

Нет, что-то не то.

Михаил Николаевич принялся вспоминать детали комнаты, комод с женскими мелочами, стул в углу у окна со сложенными вещами покойного, закрытый шкаф, кресло…

Нет, снова не то…

Михаил Николаевич сидел, мучительно перебирая в голове все разговоры, впечатления, версии, и не находил ответа.

– Николаич, ну ты что? Уснул, что ли? – тормошил его за плечо Павел Семенович. – Пойдем, субботник уже закончился, надо бы себя в порядок привести, а то ведь таких красивых и в трамвай не пустят.

– Да, да, иду.

Управление опустело, а Михаил Николаевич все сидел у себя в кабинете, перебирая материалы дела. Он снова и снова рассматривал фотографии и заключения экспертов.

– Вот, кстати… – Михаил Николаевич устало потер кулаком лоб.

Раньше он этого не заметил. Мелочь, конечно, но что в их деле значат мелочи? Иногда все. Самую суть. Итак: «на шее в районе пятого, шестого шейных позвонков имеется натертость, характеризующаяся небольшим потемнением кожи…»

Натертость от чего? От воротника?

А ведь воротник нижней рубашки Зыкова во время осмотра тела был глубоко расстегнут. В этом есть связь? Может, он носил крест, старинный, золотой, или, например, медальон с портретом матери? Тогда куда он делся? А может, ему было жарко?

«Надо бы уточнить», – тер задумчиво переносицу Михаил Николаевич.

Можно было бы вызвать на допрос Зинаиду Зыкову и спросить у нее, но Михаил Николаевич малодушно убедил себя, что будет проще и надежнее побеседовать с Анфисой Тихоновной, хотя в душе и полагал, что натертость эта никакого отношения к убийству не имеет, а просто покойный носил жесткие воротнички.