Книга Потерянная рукопись Глинки, страница 83 – Людмила Горелик

Вера вытаращила глаза.

– Нет! – удивилась она. – Это не из сотрудников. Я в том НИИ и не знала никого толком, кроме девчонок из нашего отдела. А ноты помню, конечно. Кстати, ты не узнала, что за ноты?

– Узнала, конечно, хотя не совсем точно еще. Похоже, что это записи хормейстера Тенишевой Николая Бера, конец девятнадцатого века. Он записывал цыганский фольклор, это известно. А ноты показывают, что еще и обрабатывал, то есть и композиторской деятельностью занимался. Но почему они в Смоленске оказались, ведь Бер жил в Починке Ельнинского района и в Талашкине!

– Леля, так ведь в Смоленск их я привезла! Мне ноты отдал двоюродный прадед незадолго до своей смерти. Тогда же, в семидесятые. Только жил он не в Починке и не в Талашкине. Но в том же краю, неподалеку. В Шаталове! Мои предки со стороны мамы происходят из Шаталова. Совершенно простые, неграмотные крестьяне. И почему-то у них на чердаке завалялись эти ноты! Вот загадка! Дед Матвей – так его все родственники звали – отдал их мне, потому что не знал, что с ними делать. И он сам не знал, почему его отец их хранил. Ведь, конечно, мои деревенские родственники от музыки все были далеки. Куда уж им! Неграмотные, читать не умели. Какие ноты! Дед Матвей думал, что в городе мы скорее узнаем, что это за ноты, поэтому мне их передал. А я тебе отдала, потому что ты музыкальную школу окончила и умеешь играть. Я про Бера даже не слышала. Почитаю теперь, сегодня же посмотрю в интернете. Интересно, почему ж у моих предков эти ноты оказались?! И ведь хранили, даже в войну не сгорели они, к счастью. Прадедов дом уцелел в войну.

– А как фамилия этого деда Матвея, что отдал тебе ноты?

– Зябрин! Матвей Зябрин. Он был родным братом моего прадеда, Василия Зябрина, младшим. Прадед раньше умер, еще до моего рождения. Может, он бы и помнил про ноты… Никого уже из старших родственников не осталось, а молодые не знают, конечно.

За всеми этими проблемами: вернувшийся беглый крестьянин, поселившаяся в его доме цыганка и, самое главное, новое музыкальное сочинение, которое зрело в нем долго и было наконец вчера записано – Глинка почти забыл об отъезде. Ранее он собирался пятнадцатого августа оставить Починок и отравиться в Варшаву. Там хотел провести осень и часть зимы – варшавский климат подходил ему больше петербургского, да и жизнь в этом городе была недорога.

Однако как раз неделю назад, вскоре после того, как Мицкие вернули в село беглого крестьянина Ваньку Зябрина, в Починке установилась сухая и теплая, очень приятная погода, какая бывает иногда именно в последние недели последнего летнего месяца. И композитор решил задержаться с отъездом. Тем более что и с Ванькой надо было что-то решать. История его была слишком необычна, чтобы оставить композитора равнодушным.

Последний, рассердивший и взбаламутивший его разговор с беглецом Иваном, после которого Глинка написал «Цыганскую фантазию» – так он решил назвать это сочинение, – происходил девятнадцатого августа.