Книга Мольберт в саду Джоконды, страница 71 – Антон Леонтьев

– Проскочило! Могу снова дышать… Все, прошло. Нет, не буду больше есть халвы. Мне нужна вода…

Та самая, которой в его хранилище элементарно не было.

– Дайте мне… – начал он, шатаясь и явно намереваясь спуститься по лестнице вниз, все еще одурманенный только что прошедшим приступом.

Я метнулась к лестнице, предостерегая его, что поднимусь и помогу спуститься, – и еще до того, как сделала это, месье Шахрияр, зацепившись ногой за ступеньку, нелепо вскинул руки – и полетел вниз.

Мгновение спустя раздался звук глухого падения, я заметила раскинувшего руки месье – вывернув шею, он свисал с последних ступенек лестницы, за которые зацепился ногами, ударившись головой о мраморный пол.

Тут что-то свистнуло, и на голову месье сверху приземлился задетый им во время падения бюст.

Это был бюст пожилого Леонардо да Винчи.

После чего по мраморному полу стала расплываться лужа крови.

* * *

Нечего и говорить, что месье Шахрияру не повезло – если он все еще после подобного кульбита и был жив, в чем я очень сильно сомневалась, то даже моих медицинских познаний в области реаниматологии не хватило бы, чтобы вернуть его в наш бренный мир.

А о том, сколько времени понадобится мне, чтобы позвонить медикам (ведь даже точного адреса месье, что свисал теперь с лестницы вниз головой, расшибленной и кровоточащей, я не знала – в курсе был шофер, которого я отпустила), и сколько тем, чтобы прибыть и, разобравшись в хитроумной системе ходов и выходов в этом замке-лабиринте, наконец-то оказаться около пациента, я понятия не имела.

Вероятно, много: так что помочь месье не мог уже никто.

И все же я приблизилась к телу, отпихнула с головы бюст гения Ренессанса, стараясь не смотреть на глубокую рваную рану, скорее, даже яму, в которую превратился его затылок, и попыталась двумя пальцами нащупать на плотной шее моего нового хозяина пульс.

Безрезультатно. Месье Шахрияр был мертв – окончательно и бесповоротно.

Мой взор упал на его руку, вывернутую под странным, неестественным углом, и рубин на старинном перстне снова подмигнул мне, как будто передавая привет из преисподней.

Неужели от самого месье – ведь вероятность того, что он в случае существования загробной жизни оказался бы в раю, с учетом его грешного земного существования, была ничтожна.

Точнее, ее вообще не было.

Я обернулась, словно ища поддержки, хотя прекрасно знала, что никто за спиной у меня стоять не может. В замке же после шести вечера не было слуг, вспомнились мне слова месье.

Однако мое внимание привлек глаз одной из видеокамер, установленных под самым потолком.

Что же, по крайней мере, существовало документальное, точнее, дигитальное подтверждение тому, что к смерти месье я не причастна и это был нелепый несчастный случай.

С камеры мой взор переполз на золоченое (или все же золотое?) блюдо с иранской халвой, и я поклялась себе, что никогда в жизни не положу себе в рот ничего подобного.

Делать мне в обиталище месье, в сущности, было теперь нечего. Я снова взглянула на камеру, потом на лежавшую на одном из пультов для чтения Библию – ту самую, которая вообще-то должна принадлежать Воротыйло, но оказалась теперь у месье Шахрияра.

Покойного месье Шахрияра.