Книга Дети Антарктиды. На севере, страница 52 – Даниил Корнаков

Юдичев стал что-то бормотать во сне, прервав рассказ. Он повернулся на другой бок, теснее прижался к Матвею и вновь засопел.

Выждав немного, Лейгур продолжил:

— После похорон я стал думать, что охватившее меня горе начнет утихать, дав мне силы и дальше заниматься мореплаванием. Увы, все оказалось не так просто. С каждым днем, да куда там, с каждым часом скорбь стискивала мне горло все сильнее, мешая дышать. И тогда я стал пить, пытаясь ослабить ее стальную хватку. Пил я много и тратил кучу ватт — они вдруг потеряли для меня всяческую ценность. И вот в один из таких пьяных деньков я угостил толпу китобойцев, вернувшихся с рейда. Мы все страшно напились, на ногах не стояли. «Весельчак» и выпитый в тот день самогон развязал одному китобойцу язык. Он отвел меня в сторону и поведал мне, что знает о моем горе, а потом предложил мне разобраться с виновником трагедии за скромную плату. Полагаю, он обратил внимание на мою щедрость и понял, что у меня имеется предостаточное количество ватт. Вот решил на мне немножко заработать.

Лейгур замолчал. Его внимание привлекло движение у речки. Матвей потянулся к стреле, готовясь к выстрелу, но через мгновение в темном небе появился силуэт птицы и исчез в лесу. Ложная тревога.

— И что ты ему ответил? — спросил Матвей, опустив стрелу.

— Я не отвечал, а просто избил его, едва не убив.

Собиратель на мгновение представил эту сцену: крепкий исландец со звериным оскалом набрасывается на бедолагу китобойца в пьяном угаре и начинает мутузить его большущими кулаками, превращая его лицо в кашу. Даже в воображении от этой картины стало тошно.

— Почему ты не согласился на его предложение?

— Меня обуяла ярость. Я ненавидел Вульфа Кольтера, но точно не желал ему смерти. И, наверное, не будь я пьяным, просто послал бы этого молодого китобойца к черту, — продолжил Лейгур. — Но алкоголь, Матвей, способен некоторых людей менять до неузнаваемости, как например меня. К счастью, Шон выжил. Да, я вспомнил, его звали Шоном.

— Дэн рассказывал мне про этот случай, — вспомнил Матвей, — и что у тебя отняли возможность выходить в море.

— Верно, — заметил исландец, — и еще посещать «Берлогу», но меня это не остановило. Только наркотики и выпивка помогали мне приглушать боль, действуя как лекарство, и я должен был вновь получить к ним доступ. К счастью, наша общая знакомая ирландка ради ватт была готова нарушить строгое наказание шерифа, только при условии, что кутить я буду исключительно в своем жилом контейнере, не выходя наружу, иначе наше с ней небольшое нарушение закона всплывает наружу, и тогда я больше не получу ни капли. Я принял условие сделки и следующие полгода продолжал пить в одиночестве на борту своего корабля и вдыхать «Весельчака», смеясь в своих четырех стенах как сумасшедший, но вскоре и это перестало помогать…

Лейгур помолчал, задумчиво поглядывая на еловые иголки под пальцами, а затем продолжил:

— В одну из ночей, будучи в очередной раз пьяным и под кайфом, мое воображение навеяло мне образ утраты в виде протухшего куска мяса, чей смрад постоянно доносится до моих ноздрей. Я вдруг осознал, что наркотиками и выпивкой я лишь прикрывал эту гниль, будто одеялом, в надежде смириться с вонью и рано или поздно привыкнуть к ней. Но привычка эта так и не пришла. И поэтому я задал себе вопрос: а кто именно этот кусок мяса? Кто не дает мне покоя? Кого я должен выбросить и забыть про этот смрад раз и навсегда? — Лейгур посмотрел на Матвея и прошептал: — Вульф Кольтер, вот кто.