Книга Дети Антарктиды. На севере, страница 89 – Даниил Корнаков

— Ты в порядке? — спросила Маша, сравнявшись с ним.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто… — с робостью в голосе произнесла она, ломая руки, — ты вчера едва стоял на ногах, когда вернулся к нам. — Матвей вопрошающе взглянул на нее, она пояснила: — Забыл? Ты вчера уходил куда-то, после ужина. Еще и побледнел так, словно призрака увидел.

Перед глазами вновь возник образ Йована, сидевшего на месте машиниста.

— Ничего, просто устал, — отмахнулся Матвей и постарался перевести тему в другое русло. — Вчерашний разговор про размножение мерзляков… — Ухмылка всплыла в его черной бороде. — Забавно, я столько знаю о поведении мерзляков, но о том, как они плодятся, даже не задумывался. Странно, не правда ли?

— Ничего странно, — улыбнулась она в ответ и подошла ближе, почти касаясь с ним рукавами курток. — Ты собиратель, а не биолог. Твоя задача их избегать, а не лезть к ним под юбки. — Щеки Маши покраснели, она спрятала взгляд, опустив голову. — Блин, глупо как-то прозвучало.

Но Матвею это показалось не глупым, а весьма милым.

— И все же, — продолжала Маша, — несмотря на всю нашу ненависть к мерзлякам, их жизни не позавидуешь. Просто представь: ты вылупляешься из яйца, проживаешь свой жизненный цикл в три-четыре года, поддерживая его употреблением в пищу своих же более слабых и старых сородичей, а потом и сам становишься пищей для более молодого поколения. И так цикл за цикл, год за годом, они рождаются, живут, отнимая жизни, и затем дарят жизнь, жертвуя собственной, и все заново. — Ее губы сомкнулись в тонкой улыбке, она задумчиво произнесла: — Есть в этом нечто трагическое.

— Только не говори мне, что ты питаешь жалость к этим существам, — с подозрением спросил ее Матвей.

— Я уже говорила тебе, я не питаю к жукам ничего помимо научного интереса, особенно зная, что они внеземного происхождения. — Она сняла шапку, выпустив локоны своих русых волос и отряхнула головной убор от крошек снега. — Любой хоть немного заинтересованный в науке человек, в частности в биологии, откровенно позавидовал бы моей возможности изучать инопланетян.

— Возможно, твое отношение к этим тварям поменялось бы, погибни твой отец не от их лап, — слетело с губ собирателя, и образ покойной матери в очередной раз предстал перед мысленным взором. Странно, он так давно не думал о ней, но именно в последнее время, особенно после встречи с медведем, ее образ не покидал его. Должно быть, истинная причина скрывалась в той самой турбазе в лесу, которая позволила трагедии давно минувших лет вновь вскрыться незажившей ране.

Почти сразу Матвей понял, что сказал лишнего, в особенности когда взглянул на Машу, замедлившую шаг и взглянувшую на него глазами наполненные не то жалостью, не то печалью.

— Прости, — он протянул ей руку, — мне не стоило этого говорить.

К счастью, она взяла его руку в ответ.

— Все нормально, я понимаю, — сухо ответила она.

Они продолжили идти молча. Матвей чувствовал муку совести за сказанное, и порой, исподтишка, посматривал на ее профиль, лишний раз подмечая ее красоту.

К вечеру добрались до устья реки, впадающей в Белое море. С берега открылись сумрачные очертания города Онега. Перед непреодолимой водной преградой они повернули на юг и вскоре наткнулись на поселок Поньга, чье название встретило их на растрескавшемся баннере у въезда. В поселок не вошли, продолжив движение вдоль берега в поисках моста, который, как надеялся Матвей, должен был соединять Онегу и Поньгу. Его надежда оправдалась, когда среди вечерних облаков на горизонте замаячила длинная черная полоса моста.