Книга Горькая истина, страница 43 – Шанора Уильямс

Она садится на тот же стул, что и обычно, поэтому я занимаю место Доминика. Тянусь было к сливочнику, но мама шлепает меня по руке.

– От молочных продуктов тебя мигом разнесет, – одергивает меня она.

Смотрю в ее суровые светло-карие глаза. Как же я раньше боялась этого взгляда! Но больше он не пугает. Мягко отстранив ее руку, хватаю сливочник и, опрокинув в кружку щедрую порцию, беру сахарозаменитель. На крошечной баночке написано: «Ноль калорий». Мама вскидывает брови и с явным отвращением качает головой. А что такого? Главное, чтобы сахара не было.

– Зачем ты приехала? – спрашиваю я, размешивая в чашке сливки и сахарозаменитель.

– Если бы этот вопрос можно было обсудить по телефону, думаешь, я потащилась бы в ваше захолустье? – отвечает она вопросом на вопрос.

Стараясь не хмуриться, начинаю мешать кофе быстрее.

Положив сумку на стол, мама роется в ней и наконец достает сложенные листы бумаги, затем пододвигает их ко мне. Некоторое время испытующе гляжу на нее. Неужели еще одно постановление суда? Компании «Тру ойл» угрожает очередной желающий стрясти с нас деньги?

– Что это? – говорю я.

– Посмотри сама.

Маман поджимает губы, берет чашку с кофе и внимательно осматривает ободок.

Возвожу глаза к потолку и разворачиваю документы. Сначала я не понимаю, что передо мной за цифры, – ясно лишь, что это денежные суммы. Может быть, выписки с банковских счетов?

– Мам, хватит говорить намеками. На что я должна смотреть?

– Моя дорогая Джоуи, это офшорные счета на твое имя.

– Что? – Я поднимаю на нее глаза. – У меня нет никаких офшорных счетов.

– Неужели? – Мать прищуривается. – Разве не помнишь, что в завещании твой отец запретил любые незаконные или подозрительные операции с деньгами? Все эти деньги были переведены в офшоры, после того как ты продала часть своих акций «Тру ойл».

Пододвигаю документы обратно:

– Это невозможно, потому что у меня нет офшоров и я никому не продавала акции. Зачем мне это надо?

Некоторое время мама вглядывается в мое лицо, пытаясь понять, говорю ли я правду. Со мной она ловко проделывает этот фокус. Она сразу видит, когда я лгу, но по непонятной причине ни о чем не догадывается, когда ее обирает до нитки двадцатилетний мошенник, с которым она спит.

– Я говорила с Анитой. Помнишь ее? Это наш брокер.

– Мне известно, кто такая Анита, – ворчу я.

– Так вот, она сообщила, что ты положила деньги, полученные от продажи одной из своих долей, на два счета: один в Италии, второй в Мексике.

Мое сердце забилось быстрее. Снова изучаю документы, вчитываюсь в цифры. Суммы варьируются от десяти тысяч до пятнадцати тысяч долларов. Деньги переводили частями примерно раз в три месяца.

– Это какая-то ошибка. Повторяю, у меня нет офшоров.

– Джолин, ты используешь деньги для незаконных операций? Если да, твою часть наследства передадут мне. Тебя лишат права распоряжаться своими финансами, управлять ими буду я.

Теперь пульс зашкаливает. Еще раз просматриваю документы, затем вскидываю глаза на мать. Та сидит, скрестив руки на груди, на губах играет самодовольная ухмылка. Нет, этого не может быть… Конечно, папа включил в завещание пункт, о котором она говорит. Папа всегда хотел, чтобы я научилась брать на себя ответственность, и вот он даже из могилы напоминает, что мои деньги у него под контролем: один прокол – и я останусь без гроша.