Книга Огни Хафельберга, страница 17 – Софья Ролдугина

Лучшим и самым простым вариантом представлялся просмотр записей в регистрационной базе полицейского отделения, потому что все вновь прибывшие либо вернувшиеся в город обязаны становиться на учёт. Точнее, не обязаны, но так будет меньше всего проблем с медицинской страховкой в случае неприятностей. К тому же это естественно, два исследователя прибывают в город, наводят связи с полицией, тебе было бы несложно усыпить на пару минут дежурного, а я быстро скопировал бы базу к себе.

Но одна мысль фрау Гретты заставила меня передумать. — И какая? — Священник из церкви при монастыре Святой Клары собирается уехать в столицу. У него обнаружили рак, а больницы должного уровня в Хафельберге нет. На замену отцу Петеру приедет некий Александр Декстер, который первое время не будет знать своих прихожан.

Понятно. А зачем нам священник? Думаешь, Штайн станет ходить на проповеди? Разум Шелтона сейчас был похож на океан во время шторма. На первый взгляд чистый хаос, но на самом деле все подчинено строгим законам физики. Противоборство течений и воздушных потоков. Идеальная симфония. Ну, а Штайн был религиозным фанатиком. В Шельдорфе он каждое воскресенье посещал храм и часто разговаривал по душам со священниками, рассказывал о своих намерениях, о том, что тревожило его, так в конце концов и вышли на его след.

— Штайн возвращается к своим корням, в Хафельберг, и собирается там залечь на год-другой, — процитировал по памяти Марцель и поморщился. — Твою ж мать, на какой хрени прокалываются люди? Он бы еще адрес этому своему священнику оставил.

Он — верующий человек. Шилтон поднялся и натянул рукава водолазки до самых пальцев. А для верующего сама мысль о нарушении тайны и исповеди — нонсенс. «Невозможно, потому что невозможно» — вот и вся логика. И знаешь, что самое интересное, Шванг? Такие люди будут снова и снова наступать на те же грабли. Впрочем, у меня есть еще одно объяснение для такой глупой ошибки Штайна, но о нем я пока умолчу.

У Марцеля от азарта зачесались ладони. Головная боль отступила на второй план и стала совсем-совсем неважной. Ты тут сказал, что мы идем в монастырь, а при нем действующая церковь, единственная на всю округу. Думаешь, что Штайн побежит на исповедь, как только приедет? «Кто знает», — пожал плечами Шилтон, убрал за ухо непослушную вьющуюся прядь и шагнул к двери.

— Поднимайся, Шванг, и постарайся за время прогулки прийти в себя. Твои способности при общении со священником нам очень понадобятся. Монастырь Святой Клары вблизи выглядел угнетающе. Марцель почти физически ощущал на себе давление. Можно было сколько угодно убеждать себя, что во всем виновата готическая архитектура, сама идея которой заключалась чтобы человек почувствовал себя мелкой букашкой перед чем-то грандиозным и ощутил благоговейный трепет.

Но приятней от этого не становилось. И вообще, для ущемления самооценки хватало и дыл Де Шелтона, которым он едва доставал до плеча. «Мрачное тут все какое-то», — недовольно пробурчал Марцель, разглядывая монастырь сквозь желтые стекла очков. «Фу, а разве кирпичи не должны быть красные?»

Сам монастырь и большинство прилегающих построек, строили из глазурованного кирпича, — пояснил Шелтон, разглядывая центральные ворота и слегка щурясь от солнца. — А он чёрный. — Шванг, ты не смотрел свою легенду? — Смотрел. Местами. — А что, там и про кирпич было? — Было, — вздохнул стратег и даже не стал читать нотации. — Эй, вот только без этого.