Книга Огни Хафельберга, страница 18 – Софья Ролдугина

Что, так и пойдёшь в монастырь сигаретой? — А нельзя? — искренне удивился Марцель. От ментола слегка щекотало горло, но после утренней встряски курить хотелось просто до боли. — Тогда подожди минут пятнадцать. Я же сдохну, если не… — Да-да, знаю. Догоняй. Глядя, как напарник неспешно направляется к воротам, Марцель меланхолично раздумывал, почему тот, вопреки своим привычкам, задержался, чтобы переодеться во все светлое — белая водолазка, жемчужно-серые брюки.

Образ на солнце получался сияющий, только нимба не хватало. Да, надо полагать, монашки будут в восторге. Сигарета догорела почти до фильтра. Марцель хотел, как обычно, бросить ее на землю и растереть ногой, но заметил, что на другом конце улицы сидят на лавочке три престарелые фрау из той болтливой породы, которой лучше не попадаться на язык.

Пришлось прогуляться до урны. Фрау приветливо заулыбались. Марцель вяло помахал рукой и побежал за напарником. — Нет, тут свихнуться можно. Никакой свободы. А Шилтон, судя по течению его мыслей, уже успел пройти вглубь монастыря и даже выбрать первую жертву своего обаяния.

Раньше работал в Британском университете, позже перевелся в Саксонскую зону, чтобы лучше изучить кирпичную готику раннего периода. Монастырь Святой Клары был основан в первой половине тринадцатого века, это типичная постройка того времени. Но, к сожалению, до наших дней дошло мало образцов, сохранившихся в таком прекрасном состоянии. У вас еще и кирпич глазурованный, а считалось, что этот элемент появился немного позднее.

Мы с моим помощником очень интересуемся. А вот и он, к слову, сестра Анхелика. Я вас познакомлю сейчас. «Очень способные и скромные юноши. Не смотрите на внешность, это всего лишь подростковый бунт. Шванг, идите сюда, я здесь». «Скромные юноши…», Марцель мысленно взвыл от восторга и, опустив очи долу, поплелся к напарнику.

«Да, да, очень скромный, особенно по сравнению с самим Шелтоном, у которого стыд и совесть отсутствуют в принципе». «Добрый день, фрау», — вежливо поздоровался Телепат. Подозревая, что вялые интонации напоминают скорее не о скромности, а о слабоумии. «Простите, профессор, я хотел сделать пару фотографий снаружи и немного отстал». «Ничего, я все понимаю. Юношеский энтузиазм», — отеческий улыбнулся Шелтон.

Зрачки у него неприятно сузились. Наверное, не стоило врать про фотографии, если аппаратуры никакой у Марцелля явно с собой нет. Ну, можно же подумать, что он делает снимки на телефон. Шванг, это не фрау, это сестра Анхелико, она монахиня и смотрительница здешнего музея. Сестра Анхелико, познакомьтесь, это Марцель Шванг, один из лучших моих студентов, а ныне еще и ассистент.

Очень горжусь им, надо сказать. Хотя гордыня, наверное, грех. Непринужденно рассмеялся Шелтон. Белозубый, домашний, солнечный, с непослушной прядью, все время выскальзывающий из-за уха, он то и дело поправлял ее, сквозь проводя пальцами от уголка глаза к виску. Монахиня следила за Шелтоном и ласково улыбалась, прикрыв морщинистые веки. Кожа у нее была словно пергаментная, желтоватая и хрупкая на вид, сплошь в пигментных пятнах.

Руки тонкие, такие птичьи косточки, как у марцеля, а глаза, голубые, удивительно ясные. Мысли у сестры Анхелики текли спокойно, точно ложились ровные стежки на полотно для вышивания. Одно к другому, привычно и размеренно. Радость от приезда нежданных визитёров из города, наслаждение тёплой и ясной погодой, память о том, что нужно подрезать какие-то там кусты в саду, а тонким флёром поверх всего размышлений о Шелтоне.