Книга Огни Хафельберга, страница 208 – Софья Ролдугина

Очертания фигуры поплыли, руки удлинились гротескно и посыпались на кафель, и само тело осело ворохом золы, а локоны, локоны цвета огня, взметнулись к небу сизоватым дымком.

— Ты видела ее? — хрипло произнес Марцель, отдергивая руку.

Ты там была?

Ага, — выдохнула Ульрики в сторону. Опоздала.

Она вдруг шагнула к нему сама и обняла так, что дыхание перехватило. — Горячо, черт, черт, черт, как же горячо! Ульрики пылала, как в лихорадке, или как будто сама была готова вспыхнуть, как Рут, как Даниэла, как девочка Анки из школы. Коленки у нее дрожали, и Марцель чувствовал эту дрожь всем телом.

— Не плачь, — прошептал он, стискивая плечи Ульрики и ощущая себя невероятно, бесконечно сильным.

Не могу, правда, не могу.

Ты ведь такой же, да? Невыносимо смотреть, как они умирают. — И остановить это тоже невозможно, потому что слишком страшно! Прошептала она жутковато сухим голосом, как будто стекло хрупнуло.

Я вернулась, потому что они звали, но не могу найти его. Это добро иссыхает от времени, а зло растет, растет, как пустыня и пожирает все вокруг. Уже не семь поколений, а семь раз по семь, и я каждый раз убегаю и зову на помощь, но никто не приходит, только.

Ты, только ты…» Мысли Ульрики заполнили кухню безликими тенями. Глухо, как сквозь стеклянную перегородку в реанимации, долетал старчески кашляющий смех Вальца, мерно, холодно и чуждо грохотали незримые океанские волны.

Когда-нибудь ты расскажешь мне всё. — Это ведь не вопрос?

Неа. Марцель осторожно погладил её по волосам. На взгляд со стороны жёсткие и сухие, на ощупь они оказались скользкими, как шёлк. — Чёрт, душно здесь. Ульрике вскинулось. — Уйдём отсюда.

Ненадолго, но подальше. Давай.

Глаза у неё были чёрными-чёрными, с узкой каёмкой радужки по краю зрачка. — Давай, — согласился Марцель. К окну они повернулись одновременно. Пока Ульрики сдвигал из подоконника корзину с яблоками, Марцель наскоро черкал мелом по магнитной доске на холодильнике. Мел крошился, буквы осыпались, но торопливая «ушел буду поздно» вышла достаточно разборчивым. Оконные створки распахнулись, впуская сырость и холод с улицы. Скинув тапки, Марцель вслед за Ульрики перемахнул через подоконник и оказался в саду на задворках дома.

«А что мы будем делать?» Дыхание у него сбилось меньше, чем за минуту бега, давала о себе знать ночь, проведенная на выставшей железнодорожной платформе. — Ловить его! Ульрики обернулась на бегу, простоволосая и босая, полыхающая лихорадочной решимостью человека, который устал терять. — На живца!

На тебя! Подвернувшийся камешек ужалил голую ступню, как змея, и Мартель едва не сбился с шага. — Да! В голосе Ульрики колокотала ярость. — Надоело! До моста они долетели на одном дыхании. Однако над водой невольно замедлили шаг, а потом и вовсе остановились. Марцель, чувствуя, как покалывает в легких, плюхнулся на деревянный настил и похлопал рядом с собой ладонью. Ульрике села рядом, подогнув под себя одну ногу, и привалилась к нему плечом.

Есть идеи? — тихо спросил Марцеля, дышавшись. — Ну, кто это может быть? — Не знаю, — растеряно ответила Ульрике. — Наверное, он связан с законом или с церковью. Они всегда прячутся около власти. — Может, тогда это мэр? — Ульрике покачало головой. — Мэр Хаффельберга — женщина. — А женщина не может быть? — Нет, никогда.