Книга Кофе и полынь, страница 102 – Софья Ролдугина

Может, я кричу.

Может, пытаюсь бороться.

«Это сон, — повторяю и повторяю без конца. — Это сон, сон…»

Если одно и то же слово сказать много-много раз, то оно лишится смысла, превратится в набор букв и звуков. А здесь нет ни того, ни другого, и потому слово просто исчезает, а с ним и надежда на спасение. Чтобы сделать шаг, нужно оттолкнуться, здесь же отталкиваться не от чего…

…иногда мне кажется, что и меня самой нет.

Меня нет.

Может быть, именно это смерть?

Она ощущается так?

Как будто… ничто?

Я почти исчезаю, когда чувствую вдруг слабое жжение чуть ниже шеи, в ямке между ключицами. Боль отрезвляет — по крайней мере, не даёт раствориться в небытии, а ещё… ещё напоминает мне о важном.

«Лайзо, — думаю я. И представляю, как сжимаю в ладони красный камешек, блестящий и тёмный, как застывшая кровь. — Лайзо, если ты слышишь, помоги».

Сначала не происходит ничего, а потом во тьме вдруг появляются оттенки и текстура, как в грозовых тучах. Облака клубятся; фронт находит на фронт, сталкивается, а потом…

Вспышка!

Хрустальная крышка раскалывается надвое, и я распахиваю глаза. Вокруг всё тот же сад — мёртвые ветви, скрюченные стволы, опавшая листва на земле. Вот только тьма разорвана в клочья светом от фонаря, тёплым, медовым… Лайзо держит этот фонарь, а свободную руку протягивает мне, чтобы помочь выбраться из гроба.

А я понимаю, что лицо у меня мокрое от слёз и губы дрожат.

— Ты живая, — говорит он и мягко тянет за руку. Волосы у него переплетены с лентами и шнурками, убраны в куцую косицу; одежда странная, не то охотничий костюм, не то бродяжьи обноски, и к поясу приторочен кожаный мешок, а из него капает кровь, масляно-густая, с запахом металла. — Ты живая, а воспоминания эти не твои, а его. Это он лежит не пойми где, ни жив ни мёртв… Прости, что не пришёл раньше.

— Я… я не звала, — с трудом размыкаю я губы.

Не голос — хрип.

— Да и мне не до того было, — соглашается Лайзо и смотрит куда-то в сторону; не на сад даже, а сквозь сад. — Ну и странно получается: я вроде бы и точно знаю, что делать, потому что Перро меня научили. Но всё в первый раз, всё незнакомо.

Он говорит не о том, что вокруг нас… получается, о том, что происходит в реальном мире?

Где он сейчас на самом деле?

Мне становится страшно.

Молния вспыхивает снова, и на сей раз раскалывается не хрустальный ящик, а весь мир — на две части, и в каждой части свой бой.

…вижу Лайзо в кабине самолёта, холодной и тесной. Всюду небо, и ночная тьма, и клубящиеся тучи; грозовые разряды отражаются в гладких блестящих боках. Один дирижабль, два, три… Какие огромные!

…вижу Лайзо здесь, посреди мёртвых деревьев. Он резко оборачивается, заслоняя меня от удара, и фонарь лопается. За рядами чёрных яблонь — быстро перемещающийся силуэт, изменчивый и страшный. То это огромный волк с пылающими глазами, то высокий мужчина в старомодном сюртуке, седой и тощий, как жердь… Валх.

Всё-таки Валх.

…самолёт закладывает петлю. Дирижабль уничтожить не так сложно — обогнать его, неповоротливого, сбросить заряд. Но куда сложней не погибнуть притом самому, зайти так, чтоб не попасть в облако жаркого пламени… взрыва?

Двигатель ревёт.

Лайзо на мгновение прикрывает глаза, и потому промахивается.

…зато он попадает в цель здесь. Взмах рукой — и осколки фонаря разлетаются далеко-далеко. Занимается огонь — неестественно быстро, и вот уже половина сада охвачена жаркими всполохами. Валх мечется там, в огне, и от ног его разбегаются тени, острые, как клинки.