Книга Пока воды Венеции тихие, страница 109 – Фульвио Эрвас

– Откуда-нибудь выбежит, – сказала Брунетти инспектору по телефону, отдуваясь от смеси гормонов и углекислого газа.

Стуки подумал, что теперь расстояние, разделяющее его и Медведя, было длинным, как свадебное путешествия туарега, – уж очень быстро Джакомето бегал. И даже сам Стуки, хоть он и мужчина, и полицейский, вряд ли догнал бы его. Инспектор стал лихорадочно думать, куда может направиться такой, как Медведь, когда понял, что его песенка спета и что он может опять загреметь в тюрьму, причем на этот раз не за четыре меховых воротника или за грубость полицейскому, а за убийство.

Инспектор увидел, как Дона выскочил на перекресток и через секунду исчез, будто Нельсон Мандела в галлюцинациях Моргана-Рефоско, как Полуночный человек синьоры Елены, или словно ночные призраки в полях во времена его детства: тени, которые никогда не показывали Стуки своего лица.

Инспектор попытался вспомнить, что находится в той части города, куда побежал Дона. Если бы Стуки был на месте Джакомето, он бы двинулся в сторону набережной Дзаттере, до Фондамента-дельи-Инкурабили. Но тогда все, что ему бы оставалось, – это броситься в канал напротив Джудекки, пробраться на один из тех больших кораблей, которые плывут в Грецию, и закончить свои дни на каком-нибудь Ионическом острове, продавая туристам мусаку. А с той стороны, где скрылся Медведь, была только Фондамента-Нова.

– Я направо, ты налево, – скомандовал Стуки, когда агент Брунетти наконец-то до него добралась.

Край лагуны, кромка воды, с видом на материк, – там, прижавшись к какой-то стене, их ждал Джакомо Дона по прозвищу Медведь. Увидев приближающихся к нему полицейских, он закричал:

– Они думают, что все мы созданы специально для них? Что жители города – всего лишь марионетки, Пульчинеллы, дежурящие у входа в гостиницы и рестораны? Что эта красота принадлежит им? А мы все, в ожидании чаевых, готовы им прислуживать? С протянутой рукой и в смиренном поклоне, словно нищие? Это наш город!

Глаза Медведя вылезли из орбит.

– Он был построен нашими предками, которые для этого вступали в схватку с морем. И только они знают, сколько соли им пришлось съесть. Это их ноздри с трепетом вдыхали соленый воздух, а глаза всегда были устремлены к горизонту, – устало продолжал Дона. – А эти приезжают сюда и требуют, чтобы мы изменились для них. Чтобы мы называли Long River^[79]наш канал Гранде! Они бы с радостью поселили всех нас, венецианцев, в гетто, на задворки, а ведь когда-то там, в Серениссима, жили именно иностранцы!

У Стуки все перевернулось внутри. Нет, его не пугала ярость Медведя. Инспектор вдруг понял, что он столкнулся с человеком, которого невозможно переубедить, с тем, который умел убивать и делал это без колебаний.

Внезапно Медведь ринулся на инспектора Стуки и ударил его ногой, особо не разбирая, куда попал, и тут же бросился в рукопашную. Он схватил Стуки за рубашку, а затем, вцепившись в горло, повалил полицейского на землю.

«Надо же! – пронеслось в голове у Стуки. – Этот человек намеревается меня задушить. А ведь он сильный, как тягловая лошадь». Инспектор чуть было не засмеялся вслух от этой мысли. Внутри он разразился истерическим смехом, будто пытаясь таким образом напрячь мышцы шеи, чтобы защитить трахею и позволить воздуху и впредь беспрепятственно проникать в легкие. Но когда Медведь большими пальцами стал давить на кадык, Стуки решил, что ему был слишком дорог этот признак мужественности. Инспектор напрягся и ударил Джакомето головой в лицо. Тот заорал, не отпуская своей жертвы и представляя себя героическим защитником города, который держит в руках котел с раскаленной смолой или приготовился обнажить меч перед турком. Стуки попытался перевернуться на бок, чтобы Медведь потерял равновесие и ослабил хватку на его шее. Инспектору удалось приподняться.