Онлайн книга «Пока воды Венеции тихие»
|
Может даже так случиться, что все влюбленные туристы внезапно начнут целоваться на каждой улочке, вдоль каждого канала и внутри старинных лавочек, словно по звонку колокольчика или в ответ на очередной удар колокола на башне, – но не ради случайного проявления чувств, а благодаря некоей коллективной синхронности, передающейся от человека к человеку. Я знаю, что этот город спас больше людей, чем антибиотики. Тот, кто глубоко его понял, приходит сюда за спасением. Если же толпы людей будут уезжать отсюда с той же грязью в душе, с которой они приехали, с тем же давящим клубком неразрешимых проблем, то какой смысл во всех этих усилиях, которые нам, жителям города, приходится прилагать, и неудобствах, которые мы при этом испытываем? Зачем тогда спасать Венецию от вод? Если бы этот город делал людей несчастными, я бы изрешетил его. Дыры, дыры повсюду! Как нам избежать страданий этой агонии? В ожидании возродились бы кабаки. Таверны. Винные погреба. Нектар и мальвазия. Пили бы везде, даже на вапоретто. Пила бы и синьора, развешивающая белье на веревках между домами, и научный сотрудник Государственного архива. Пили бы в библиотеке Марциана на площади Святого Марка и на пароме, который плывет на кладбищенский остров Сан-Микеле. На колоритном острове Маццорбо и на скамейке на площади Святой Маргариты – все бы пили. – Будешь рыбу? – Давай сначала выпьем. Мы никогда не чувствовали себя лучше… 29 июля Вторник Есть момент дня, словно подвешенный в воздухе, – раннее утро, когда кажется, что тишина и свет неразрывно связаны между собой. Эти мгновения наполнены иллюзией, что мир постоянен, что в нем все обнимается, переплетается и взаимопроникает: люди, деревья, камни, жидкости и воздушные пары. Когда грезится, что вы слышите шуршание камней в Доломитах, которые очень медленно, песчинка за песчинкой, разрушаются и уносятся реками в море. Это не щедрость: горцы не любят тех, кто приходит с равнин, предъявляя права на их старинную геологическую собственность. Горы не любят равнину, а реки не любят море, в котором исчезают навсегда. Реки подчинены законам движения жидкостей и силе гравитации. Буйные потоки восстают, грохочут и пытаются выйти из русла, которое им предоставила равнина, – все это для того, чтобы как можно дольше не впадать в море. А изгибы рек – это естественная попытка отдалить момент своего конца. Укрепляя берега рек, человек вручает их морю. Когда море и река договариваются о временном перемирии, рождаются лагуны – места, где конфликты утихают, где реки и море перенимают друг у друга ритм постепенного смешивания через приливы и отливы. Тот, кто управляет лагуной, управляет всей этой территорией. Кто теряет власть над лагуной, у того не будет земель, которыми нужно управлять. Стуки сидел на скамейке на набережной Дзаттере и смотрел на лежащий напротив остров Джудекка. Этой ночью он прошагал многие километры по погруженным в сон улицам Венеции. Инспектор пытался вообразить, о чем мог тревожиться тот, кто правил этим великолепным городом, и представлял, какая тоска охватывала этого человека по вечерам. В темноте самых мрачных ночей он, должно быть, казался себе каменотесом в каменоломне и фантазировал, что это он вымостил камнем каждую пядь дорог. И что пышные дворцы, возведенные из нескольких слоев компактных, низкопористых пород, с облицовкой из веронского красного мрамора и гладкими каменными полами из брекчии[76]– тоже его работа. Словно настоящий эксперт, правитель даже произносил подходящие случаю термины, проверяя качество материалов, которые он один за другим помещал в свои сны. Вот крохотное отверстие в мраморе, будто оставленное камнеедом, – так называемое «тароло», и твердые узелки конкрементов, окруженные более рыхлой породой. |