Книга Пока есть просекко, есть надежда, страница 42 – Фульвио Эрвас

– За такое короткое время Господь призвал к себе сразу двух ваших прихожан, да еще и телеграммой, – начал Стуки, усевшись на легкий алюминиевый стул.

– И не говорите! Все шло согласно прогнозам, и вот вам, пожалуйста, – сразу два несчастья!

– Каким прогнозам?

– Знаете, каждый год имеет свою специфическую кривую смертности. Я регистрирую персональные данные моих прихожан и точно осведомлен о состоянии здоровья любого из них. Я всегда радуюсь, когда в новогоднюю ночь они могут поднять бокалы, встречая еще один год своей жизни.

– Если я правильно понял, встречая Новый год, лично вы пьете за уменьшение числа похорон?

– Вы правильно поняли.

– Это значит, что каждый раз с наступлением нового года вы делаете предположение о количестве умерших?

– Да. Я записываю цифру в календаре в первый день года.

– А в этом году кто выигрывает чемпионат, жизнь или смерть?

– Если исключить очень печальную кончину подростка в начале года, то, что случилось с графом Анчилотто и вот сейчас с господином Спеджорином, в остальном это превосходный год.

– То есть вы хотите сказать, что эти три покойника не входили в ваши прогнозы?

– Совершенно верно. Особенно Симоне Далт, которому было двенадцать лет. Он нас оставил очень неожиданно. Это была огромная трагедия для всего нашего города. Белокурый, как ангел. Такой хороший мальчик.

– Смерть господина Анчилотто вы тоже не могли предвидеть? Вы в этом уверены?

– Знаю, знаю, что говорят в городе: он слишком сильно похудел. Но ведь у графа была навязчивая идея: во что бы то ни стало подольше оставаться молодым. Сам он никогда не жаловался на здоровье.

«Странно, – подумал Стуки, – принимая во внимание то, что у него было…»

Результаты вскрытия не оставляли сомнений. Инспектору достаточно было только взглянуть на них, чтобы понять, что господин Анчилотто только немного ускорил неизбежное. Стуки очень удивило то, что патер не был об этом осведомлен.

– Вы хорошо знали господина Анчилотто?

Священник поерзал на стуле. Он не очень-то доверял этому взлохмаченному полицейскому с чересчур настойчивым взглядом. Сам дон Амброзио позволял себе так пристально смотреть в глаза только самых отъявленных грешников, когда необходимо было достучаться до их скрывающихся за броней душ; и только в течение нескольких секунд.

– Граф Анчилотто был беспокойным человеком. Немного христианин и немного язычник.

– Простите, в каком смысле?

– Перед началом сбора винограда он всегда крестился. Но у него были некоторые слабости, вы понимаете, о чем я говорю. И он в них особо не раскаивался.

– Вы имеете в виду культ Диониса?

– Можно и так сказать. Вы знаете, что каждый год граф дарил мне молодое вино собственного производства? Он доверял моему носу. Господин Анчилотто меня так и прозвал: дон Нос. Меня немного сердило, когда он утверждал, что я должен был стать не священником, а сомелье.

– Вы – дон Нос? Сомелье? Ой! Извините меня, дон Амброзио.

– И когда я говорил этому язычнику, что его вино годилось только чтобы мыть посуду, он ухмылялся, но воспринимал мои слова всерьез.

– А господин Спеджорин?

– Человек, который свято верил в науку. Он не был религиозен, хотя каждое воскресенье я видел его вместе женой в церкви в первом ряду. Инспектор, вы посещаете воскресные богослужения?

Стуки ответил, что он и церковь подписали длительное перемирие. А пока он готовился к особенному финальному богослужению, возможно, с музыкой и со спецэффектами.