Книга Пока есть просекко, есть надежда, страница 72 – Фульвио Эрвас

Стуки казался невозмутимым, но в его воображении витали ароматы ванили и ягод.

«Срочно в управление!» – оторвал его от мечтаний телефонный звонок Ландрулли. В голосе агента угадывалась паника: комиссар Леонарди чувствовал себя довольно скверно и требовал всех к своему одру, то есть к письменному столу, как можно скорее.

Старый комиссар с аккуратностью расставил в ряд напротив своего письменного стола стулья для подчиненных. Все признаки чрезвычайной ситуации были налицо: бутылка воды на столе и на самом видном месте – аппарат для измерения давления. Леонарди был нездоров, у него кружилась голова. Среди полицейских головокружения комиссара уже вошли в легенду. Как выражался Леонарди, к нему приходил Аль Капоне^[28]собственной персоной. Еще это напоминало комиссару его первый и последний прыжок с парашютом: незабываемое впечатление, когда земля с головокружительной скоростью летела ему навстречу. В этом состоянии, сетовал Леонарди, ему не удавалось сосредоточиться, и преступники ходили вокруг безнаказанными, потому что он их не узнавал, тогда как обычно комиссар их чувствовал, потому что был бдительным. А когда у него кружилась голова, мозг его был затуманен.

– Как интересно, – ляпнул, не подумав, Стуки.

– Что вам интересно, инспектор? – тут же взвился Леонарди. – Попробовали бы вы иметь нижнее давление сто двадцать, тогда вы бы поняли, что это означает. Точно прибегут зеленые чертики. Пожалуйста, располагайтесь, – обратился комиссар к подчиненным, при этом слегка пошатываясь.

«На это раз ему хана», – подумали полицейские. Но Леонарди взял себя в руки и подробно рассказал все, что узнал от Ольги Спеджорин: о синьоре Мартелли, о супружеской измене, о частном детективе Паоло Корниче и о том, что он, комиссар, чувствовал, что запутался. Честно и смело он признался, что, проводя свое расследование, приложил все усилия, чтобы не создавать неприятностей одному очень видному политику. А сейчас вся семья этого хорошего и уважаемого человека рисковала быть смешана с грязью, и он, комиссар полиции, не хотел быть одним из тех, которые подливают масла в огонь.

– Я передаю руководство ходом расследования…

– Кому? – спросил Спрейфико.

– Инспектору Стуки. А я останусь в управлении и буду измерять себе давление.

Все повернулись в сторону инспектора, который в недоумении смотрел на Леонарди. Слова комиссара подтвердили его первоначальные догадки по поводу женского зонта и велосипедных прогулок инженера Спеджорина. И еще раз убедили его в силе базовых инстинктов. Но, странное дело, вместо того чтобы радоваться, Стуки ощущал дискомфорт и неприятное покалывание в горле, которое грозило переместиться гораздо ниже. Потому что он всегда отказывался верить в вероятность того, что можно умереть вследствие банальной супружеской измены. При чем здесь вздохи под простынями? Возможно ли, что все эти рассуждения об эволюции человека оказываются бессильны перед парой-тройкой секунд судорог в экстазе?

– Что скажешь, Стуки?

– Антимама! Тогда… тогда…

– Решено! Я остаюсь здесь, – отрезал Леонарди.

– Нет, вы не должны отступать! К черту давление! Только дайте нам больше свободы действия.

– Ну хорошо, уговорили.

– Кстати, комиссар, анархисты все еще под подозрением?

– Нет, Стуки, не нужно. Займитесь вдовой Спеджорин, – ответил Леонарди, передавая инспектору материалы, собранные частным сыщиком.