Книга Человек, который не спал по ночам, страница 18 – Дэвид Хэндлер

Хог: И вы росли…

Скарр: В абсолютно ничем не примечательных лондонских предместьях. Эктон, Илинг, Твикенхэм, Теддиштон, Кингстон. Переезжали с места на место.

Хог: Стоп-стоп-стоп! Ведь ваше детство прошло в Ливерпуле.

Скарр: Нет, это враки.

Хог: Но во всех материалах, что я прочел о вас, сказано…

Скарр: Выдумки. Про меня чего только не насочиняли.

Хог: Кто насочинял? В звукозаписывающей компании?

Скарр: И наш менеджер, Марко Бартуччи, который создал из нас группу «Мы». Быть родом из Ливерпуля тогда казалось круто. Из Лондона — нет. Вот нам и сочинили биографии. Боже мой, они уверяли, что батя у Паппи служит на торговом судне, а до этого работал в ливерпульских доках. А на самом деле он чалился в тюряге, в Луизиане. За убийство.

Хог: А как же ваш ливерпульский говор?

Скарр: Не сложно изобразить. Образ ливерпульца я надевал, словно костюм. Это ведь шоу-бизнес.

Хог: Да, я понимаю. Вы сказали, что часто переезжали.

Скарр: Мама уговаривала хозяев местных магазинов продавать ей в долг, а потом, когда они начинали заводить разговор о деньгах, мы снимали другую квартиру. Батя любил повторять: «Я хочу, Тристам, чтобы ты стал профессионалом. Чтобы ты в деловом костюме и котелке ездил на поезде в Сити с „Таймс“ под мышкой. Вот так-то».

Хог: А сами вы этого хотели?

Скарр: Нет, конечно, раз этого хотелось ему.

Хог: Вы с ним не ладили?

Скарр: Я бы сказал иначе. С ним нельзя было ладить или не ладить. Батя был мямлей. Слабохарактерный. Вечно чем-то напуганный. Терпила, одним словом. Я его за этот характер дико ненавидел. Он словно всю свою жизнь готовился к смерти. Так он и помер. Единственное, в чем он не смог облажаться.

Хог: Каким вы были в детстве?

Скарр: Хочешь знать, был ли я жизнерадостным розовощеким мальчуганом? Таким, что мать с отцом на меня нарадоваться не могли?

Хог: Вроде того.

Скарр: Нет, все было иначе.

Хог: Я тоже сомневался.

Скарр: Я рос очень болезненным. Астма. Воспаление легких. Тонзиллит. Вечные проблемы с дыхалкой. Они меня и сейчас мучают. То и дело оставался дома, валялся в постели, жрал горькие лекарства, а мама ухаживала за мной, как за одной из своих старушек. Друзей у меня особо не было — не успевал завести из-за вечных переездов. Помню, обожал складывать пазлы. Площадь Пикадилли. Большой Каньон. И еще я фантазировал. Представлял, что я вожак пиратов, ну или воин-индеец. Главное, чтоб отважный, сильный и чтоб много друзей… Больше всего из детства я запомнил тишину… И обои… голубые обои.

Хог: Знаете, я ни разу не встречал известного человека, у которого было бы счастливое детство.

Скарр: Да счастливого детства вообще не бывает. Просто нас, в отличие от других, расспрашивают о детстве — вот и вся разница.

Хог: В школе хорошо учились?

Скарр: Так себе. Уж слишком много уроков пропускал. Да и умом не шибко блистал. (Смеется.) Впрочем, не только умом. Талантами тоже. Я был совершенно непримечательный. Ну разве что ушами умел шевелить. Такое мало кому под силу.

Хог: Вы умеете шевелить ушами? Я тоже. Это умеют все мужчины в нашей семье. Покажете? (Пауза.) Очень неплохо. А каждым ухом в отдельности вы шевелить умеете?

Скарр: Это невозможно. Такого никто не умеет.

Хог: А я вот могу.

Скарр: Хрена себе. (Пауза.) Да нет, это, наверное, фокус какой-то.

Хог: Никаких фокусов, все по-настоящему.

Скарр: Ну ладно. Так вот. Учился я так себе. Каким-то образом мне все же удалось успешно сдать экзамены после начальной школы. Мы тогда жили в Теддингтоне, и меня записали в Хэмптонскую школу. Там и дети всяких мажоров учились. Самая подходящая компания для юного Тристама, чтобы встать на путь истинный и вырасти в настоящего профессионала. Вот только я попал в дурную компанию.