Книга Медаль благородных, страница 87 – Алеся Кузнецова

– Может, чтобы его родным не напоминать о том, что случилось?

– Или себе? К нашему штабу мы тоже больше не ходили.

– На смену детским играм пришла рыбалка.

– По крайней мере, мы старались, чтобы нам ничего не напоминало.

– Мне кажется, мы с тобой оба застыли в стадии шока и запретили себе горевать дальше. Может, если бы нас не увезли сразу из деревни, и мы смогли с тобой это прожить вместе, говорить об этом, кричать, пускай даже изломать все построенные нами шалаши и землянки, то смогли бы это принять.

– Он тебе никогда не снится? – Захар провел рукой по своей короткостриженной голове и вопросительно посмотрел на Артура, но тот лишь отрицательно махнул головой:

– Мне казалось, я вообще забыл обо всем, что случилось в тот день. На следующий год меня отобрали для занятий спортом, и началась совсем другая жизнь.

– А мне по-началу снился. Приходил, садился на край кровати, что-то говорил, но я даже не помню уже что. Так, что-то неважное, наверное, а потом говорил мне “прости”. А я просыпался и чувствовал себя всегда виноватым за то, что в отличие от него мог проснуться дома.

– А ему то за что просить прощения? – Артур с удивлением взглянул на Захара.

– Может за то, что его смерть так бесповоротно изменила наши жизни и наше детство.

– Мы сами так и не простили себя за то, что случилось. Я никогда и ни с кем об этом не говорил до сегодняшнего дня. И если бы не Арина, то так и не решился бы вернуться к воспоминаниям того дня, но Арина, она …

Он не стал продолжать, но Захал усмехнулся, заметив как потеплел голос друга лишь при упоминании имени Арины. Но говорить ничего не стал. Зачем говорить, когда и так все понятно. Артур заметил его улыбку и не стал отводить глаза, а лишь как-то неопределенно хмыкнул:

– У Арины на самом деле в семье все не ладно, так что я не разрушаю ничего из того, что уже не было бы разрушено и без меня до основания.

– Так я и не думал ничего в таком роде.

– Ладно. Арина считает, что все мои проблемы из-за этого чувства вины. Синдром выжившего, как она говорит.

– Может, в этом и есть зерно правды. Мы вчера с Ингой тоже полночи об этом говорили. Инга думает, что если бы мы тогда проговорили свое горе, отгоревали по-настоящему, то может и не скитался бы я по тайге три года. Сколько нам тогда было? Семь? Восемь?

– Я лыжами во втором классе занялся, значит семь. Родители тоже не знали, как себя вести. Они, наверняка, представляли, что на месте Валика мог быть любой из нас, и сами проживали страшные мгновения, способные искорежить любую психику. И никто не подумал о том, что на самом деле скрывается за нашим молчанием. Мы же стали вести себя, словно этого ничего не было. Словно просто в один прекрасный день Валик больше не мог выходить и играть с нами, а так как бегать по лесам вдвоем не так весело, мы занялись рыбалкой.

– Я как-то попытался с мамой начать разговор, но она так расплакалась, что отец ее еле успокоил. Родители тоже боялись и несли свой страх и чувство вины за то, что на месте погибшего не оказались мы. Я тогда тоже очень изменился, стал как-то больше на учебе акцентировать внимание. Закончил школу, потом поступил в медицинский, пошла работа. А потом попал в свою историю, которая и привела меня на Байкал. Врагу не пожелаешь, но сейчас понимаю, что неспроста это все со мной случилось. Я словно сам себя наказывал за то, что живу, а он нет.