Книга Стамбульский ветер, страница 64 – Алеся Кузнецова

Я кивала. Я соглашалась. Я хотела, чтобы ему было хорошо. Я старалась и почти стала незаметной. Такой тихой, что даже отец с сокрушением вздыхал и спрашивал куда делать его дочка, за которой всю жизнь нужен был глаз да глаз. Муж становился молчаливее. Строже. Все чаще заводил разговоры о "правильных женах" сослуживцев – тех, кто "умеет держать себя скромно" и "не привлекает ненужного внимания".

А потом в одну ночь все изменилось. Сгорела квартира моих родителей. В соседней квартире гуляли до трех ночи и кто-то уснул с сигаретой.

Муж приехал не сразу. Приехал тогда, когда похороны уже закончились. Я помню, как в тот день, стоя у могил, я все сжимала ручку Даши и оборачивалась – надеялась увидеть его в толпе. Хоть одним глазом. Хоть на секунду. Но он так и не появился. Мне казалось, я стояла там одна, в мире, где больше не осталось ни одной точки опоры. Казалось мы остались с ней только вдвоем.Я помню этот звонок. Помню, как бросила все, схватила Дашу и помчалась в Купчино. Помню запах гари в воздухе, проблесковые маячки, обгоревший подъезд… Они не успели выйти. Пожар начался ночью. Я похоронила их за один день. Отец, мать. Все, что связывало меня с прежней жизнью, исчезло за несколько часов.

Я вытерла слезы, которые душили меня. Что-то незнакомое колыхало на дне подсознания, словно пытаясь прорватся сквозь завесу старых воспоминаний. Я почувствовала, как мурашки пошли по моей руке. Я так отчетливо представляла эту сцену, словно это я маленькая стояла среди толпы неизвестных мне людей, а мама сжимала до боли мою руку. Я выпила воды и продолжила читать:

Что мне оставалось? Я с самого начала выбрала его. Но я думала, что наша любовь сильнее всего и у нас получится выстоять.На следующий день он вернулся. Обнял меня как-то неловко, виновато, похлопал по плечу и сказал, что теперь у меня есть только он. Только он и наша семья.

Как прошел последний год – не помню, я была словно тень. Муж стал еще тише, еще холоднее. Иногда мне казалось, что он устает даже от одного моего взгляда. Он больше не касался меня случайно. Не смотрел в глаза. Мы жили в одной квартире, но словно на разных этажах. Как будто я напоминала ему о чем-то неприятном, о том, что он хотел бы забыть. Он очень изменился и стал теперь осторожным и правильным. В нем пропало то внутренне безрассудство, за которое я полюбила его вначале. Зато его карьера наконец действительно начала двигаться вверх.

Однажды кто-то обмолвился в очереди за хлебом, что «старлей наконец образумился – дома теперь тишина и порядок». Я знала, о чем шла речь. Я стала той самой удобной женой, которой можно было похвастаться перед начальством. И почему-то от этого хотелось плакать еще больше, чем в день похорон. Я стала обыкновенной, такой, каких сама всегда провожала удивленным взглядом, думая, как же можно довести себя до такой жизни. Теперь это была моя жизнь. Спасала только Даша. Это благодаря ей, я выжила в то время. Если бы не она, я бы не писала сейчас этот дневник. Ее лучистые глазки, ее ручки… она по-прежнему была моим главным светом и я решила, что теперь буду жить ради моей девочки. Я больше не принадлежала себе. Я была миром для нее – и не могла позволить себе развалиться. Особенно теперь, когда стала замечать, что и к дочке он стал относиться гораздо равнодушнее.