Книга Дурная кровь, страница 37 – Дженнифер Линн Барнс

Цепи на запястьях. Оковы.

Я пыталась догадаться, что Лаурель видит, глядя на качели, и теперь я знала.

– Браслеты, – сказала Лаурель, и ее голос звучал радостно, как никогда. – Как у мамочки.

Если бы я уже не сидела на земле, эти слова, возможно, заставили бы меня опуститься на колени.

– Мама носит браслеты? – спросила я у Лаурель, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно.

– Иногда, – ответила Лаурель. – Это часть игры.

– Что за игра? – У меня пересохло во рту, но я не могла позволить себе замолчать. Лаурель еще никогда не была так близка к тому, чтобы рассказать мне, какую жизнь ее заставили вести, рассказать о нашей матери.

– Это Игра, – повторила Лаурель, покачав головой, словно я задала очень глупый вопрос. – Не игра в молчанку. Не игра в прятки. Игра.

Мгновение тишины. Слоан взяла слово.

– У игр есть правила, – прокомментировала она.

Лаурель кивнула.

– Я знаю правила, – прошептала она. – Я знаю все правила.

– Можешь рассказать Слоан правила, Лаурель? – попросила я. – Ей будет интересно узнать.

Моя сестра смотрела на запястья Слоан, по-прежнему обернутые цепями.

– Не Лаурель, – упрямо произнесла девочка. – Лаурель не играет в игру.

Меня зовут Девять. Это была одна из первых фраз, которую я услышала от сестры. Тогда от этих слов по спине пробежал холодок. Потому что в группе, которую мы искали, было девять участников. Семеро Мастеров. Пифия. И ребенок Пифии и Мастеров, девятый участник их садистского общества.

Девять.

– Лаурель не играет в игру, – повторила я. – Девять играет.

Пальчики Лаурель сжались, обхватив цепь.

– Мамочка знает, – уверенно произнесла она.

– Что знает? – спросила я, ощущая, как сердце бьется у самого горла. – Что знает мамочка?

– Все.

В ее лице проступило что-то странное. Оно было будто лишено эмоций. Она не походила на ребенка.

Не Лаурель. Ее слова отдавались у меня в голове. Лаурель не играет в игру.

Я не могла так с ней поступать. Что бы она ни проживала, во что бы она ни играла, я не могла заставить сестру возвращаться в это место.

– Когда я была маленькой, – тихо сказала я, – у нас с мамочкой была игра. В угадайку. – У меня сжалось сердце от воспоминаний, которые грозили поглотить меня с головой. – Мы наблюдали за людьми и угадывали. Кто они такие, что их порадует, чего они хотят.

Поведение. Личность. Среда. Мама хорошо меня научила. Судя по тому, что моя сестра упомянула другие игры – игру в молчанку, игру в прятки, – мама учила каким-то навыкам выживания и Лаурель. Но я не знала наверняка, была ли игра, в которую играла «Девять», еще одним маминым изобретением, которое должно было скрыть от нее ужас их положения – и смысл цепей, – или это была «игра», созданная Мастерами.

Лаурель протянула руку и коснулась моей щеки.

– Ты красивая, – сказала она. – Как мамочка. – Она посмотрела на меня пугающе пристально. – Кровь у тебя тоже красивая?

От этих слов мне будто стало нечем дышать.

– Хочу посмотреть, – сказала Лаурель. Ее пальчики впивались в мою щеку все сильнее и сильнее. – Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит Девяти.

– Смотри! – Слоан высвободила руки и продемонстрировала Лаурель свои запястья. – Браслетов больше нет.

Повисла пауза.

– Игры больше нет, – прошептала Лаурель. Она безвольно опустила руку. Повернулась ко мне, с детской надеждой в лице, совершенно непохожем на то, каким оно было мгновение назад. – Я хорошо справилась? – спросила она.