Книга Дохлый таксидермист, страница 6 – Мария Самтенко

Умерший аккуратно взял ее за брезентовую рукавицу и растерянно улыбнулся:

— Это так странно. Скажите, а если…

— Привыкните, — одернула его завканц. В ее обязанности не входило консультировать умерших по вопросам посмертия. Хотя она и понимала его любопытство. — Ну, пойдемте.

Лидия Адамовна перехватила умершего за локоть и заглянула в планшет: когда провожаешь человек сорок одновременно, волей-неволей появится привычка перепроверять Реестр по десять раз.

Заглянула — и схватилась за голову.

На желтоватом листе Реестра горела, нет, полыхала вторая фамилия.

— Да сколько же можно, — пробормотала завканц, отпуская руку Петрова.

— Что-то случилось? — заинтересовался умерший.

— Нет. То есть да. Пожалуйста, помолчите.

Завканц было не до вопросов. В планшете лихорадочно пульсировала новая строчка. Несчастный Владимир Ильич Ульянов (Ленин) — на этот раз завканц знала, кто это! — умирал уже в новом мире. Строчка, конечно же, была красной! Но хуже, намного хуже этого был гигантский список в «причине смерти». Казалось, что умирающего потрошат заживо.

Прямо сейчас.

Завканц затошнило. Она понимала, что Ленина будут потрошить еще как минимум четыре часа — как раз столько времени потребуется ей, чтобы довести Петрова до «точки сбора» в другом мире. Переназначить вызов? Кому? Зам без блокнота. Перебирать по памяти сотрудников с допуском в надежде, что кто-то из них на смене? Долго. А Ленин, похоже, в сознании — строчка в Реестре пульсирует. Он, очевидно, чувствует боль. Из-за того, что завканц не сдала смену, не набрала людей, не допустила, наконец, к вызову последнего зама, не…

Лидия Адамовна не могла это вынести.

Она схватила Петрова за руку:

— Вы сможете еще чуть-чуть подождать?..

Нет, она никогда не рискнула бы вернуть мертвого человека обратно в тело. Сотрудникам Минсмерти было строжайше запрещены подобные действия. Но мысль о том, что тот, второй, будет страдать еще как минимум четыре часа, пока завканц не проводит Петрова, обжигала пульсирующей алой строкой.

— Я не совсем понимаю, о чем вы…

Едва ли он понимал, что значит «чуть-чуть подождать». Лидия Адамовна не стала разъяснять, что смерть — не всегда смерть, и нередки случаи, когда погибшие возвращаются в тела, а врачи констатируют обратимое состояние клинической смерти. Но Петрова, конечно, уже не спасти — завканц вернется и заберет его.

— Я объясню, — пообещала Лидия Адамовна, и умерший кивнул. Скользнул взглядом по ее рукам в брезентовых рукавицах, по потрепанному служебному планшету. Конечно, он не мог не обратить внимания на пылающие буквы.

Но едва ли он понимал.

Да дело было не в понимании, и никто не давал завканц право решать, чья боль важнее. Она просто слишком устала, и алые буквы в Реестре пульсировали так страшно. А этот Петров так быстро пришел в себя, и ему, кажется, не так уж и больно было в агонии, и не так страшно в смерти. И тело его лежало почти нетронутым — синяки, ссадины и одна-единственная серьезная рана. Петров как будто не падал вместе с погибающим «Дугласом», а просто гулял где-то неподалеку.

И так заманчиво было решить, что он, допивший свою неглубокую чашу страданий, может выпить еще.

Но разве кто-то давал ей право оценить, взвесить и признать чужую боль недостаточной?..

Алые буквы горели не чернилами, пламенем, и завканц никак не могла заставить себя опустить планшет и снова взять Петрова за руку. Повести его вперед, а тот, второй, пусть ждет четыре часа — ну, или теряет сознание.