Книга Дохлый таксидермист, страница 9 – Мария Самтенко

Только Петрова это не касается от слова «совсем» — последнее, в чем нуждается Лидия Адамовна, так это в сочувствии от умерших.

— Все хорошо, — сухо сказала она. — Давайте руку.

Петров улыбнулся, мягко и чуть виновато, и каким-то неловким, почти беззащитным жестом протянул ей руки — сомкнутые ладони, сложенные запястья.

Завканц бросила на него недовольный взгляд:

— Я без наручников, — резко сказала она. — Просто руку. Одну.

— Простите, — Петров опустил левую руку вдоль туловища, — не хотел вас обидеть.

Это было сказано так просто и спокойно, что завканц стало неловко: ну, и что это она, в самом деле! Дожили! Глава Минсмерти срывает дурное настроение на умерших!

— Извините, — пробормотала она, подхватывая Петрова под локоть, — я… знаете, это просто тяжелый день.

— Не расстраивайтесь, — мягко сказал писатель, — я все понимаю. У вас, наверно, настоящие завалы из-за этой ужасной войны.

Завканц вежливо улыбнулась, снова ощутив раздражение — едва ли Петров мог представить, с чем ей приходится работать — и решительно потащила его в густой туман. Торопиться не было смысла, расстояние ничего не значило, но ей хотелось, чтобы умерший сосредоточился на ходьбе и перестал лезть со своим никому не нужным сочувствием.

На какое-то время Петров действительно… перестал. Он спокойно шагал в темпе завканц, чуть щурился, вглядываясь в желтоватый туман, и думал о чем-то своем. Даже с вопросами не лез, хотя ему, наверно, хотелось. Впрочем, Лидия Адамовна предугадала это желание и проинформировала его о том, что соответствующие специалисты найдутся дальше. Зря они, что ли, держали целый отдел.

Кажется, она сообщила об этом излишне резко — Петров повернул к ней голову с легким удивлением, плавно переходящим в то самое выражение внимательного сочувствия, которое так раздражало завканц.

— Перестаньте на меня так смотреть, — потребовала она. — Я что, так скверно выгляжу?..

— Простите, что лезу не в свое дело, — серьезно сказал писатель, — но у вас, кажется, кишки в волосах.

— В смысле?.. — растерялась завканц.

Отпустив локоть умершего, она остановилась — желтоватый туман спиралями обвился вокруг щиколоток — и неуверенно пригладила волосы: спутанные, засохшие жесткими прядями. Под пальцы попало нечто странное.

Лидия Адамовна моргнула и с недоумением уставилась на короткий, не длиннее трех сантиметров, отвратительно подсохший обрывок чего-то серо-сизо-бурого. Секунду-другую она пыталась понять, что это. Откуда это.

Потом дошло.

Завканц прижала руку ко рту — ее затошнило. К горлу подкрался комок, желудок словно сжала ледяная рука.

Там была кровь, много крови, тело на железном столе, маньяк в самодельной маске из картофельного мешка и…

— Его выпотрошили, — пробормотала она в ответ на безмолвно-вопросительный взгляд Петрова. — Ленина выпотрошили.

Кажется, завканц потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя — и все это время Минсмерти в ее лице выглядело крайне жалко. Настолько, что мертвый писатель снова полез со своим никому не нужным сочувствием.

Завканц уже не могла отмахиваться. Сказать оказалось проще. Вцепившись в локоть Петрова, она рассказывала про маньяка, мертвого Ленина, капельницу, плакат на стене и чужой крик, пока ее не перестало трясти.

— Может, стоит сообщить в органы? — осторожно спросил писатель, когда она замолчала.