Книга Дочь Деметры, страница 81 – Мария Самтенко

Деметра всхлипнула и ударила по панели; прозрачная крышка автоклава поползла вниз и закрылась — как закрывалась сотни раз, и наяву, и во снах.

И Кора закрыла глаза, чтобы не видеть, как плачет мама.

Но, даже зажмурившись, она продолжала видеть перед собой внутренности автоклава — и почему-то знала каждую трещинку, каждую выбоинку в его блестящем чреве. Как будто у неё в голове вдруг отдернулась плотная штора, скрывающая память о… целых десятилетиях?..

Кора застыла, осознавая, что знает и чуть заметную сеточку трещин под головой, и длинную царапину возле левой руки; а если пошевелить правой, то можно нащупать едва заметную выбоинку. Выбоинка осталась в какую-то из прошлых зим, когда Кора взяла с собой в автоклав дешевое металлическое колечко.

Когда автоклав превратил её в раствор — а девушка почему-то знала и это — Деметра, ругаясь, вытащила колечко и выбросила его вместе с мусором.

Шесть лет назад.

— Выпусти меня! — завопила Кора. — Выпусти меня, пожалуйста! Пожалуйста, мама!..

Кричать было бессмысленно — и это она знала тоже. Снаружи ничего не услышать. Деметре даже не видно, как она дергается — внутренности автоклава уже заволокло паром. ещё чуть — чуть, и он начнёт обжигать — и начнётся агония. Но Кора помнила, что это недолго: от боли она потеряет сознание меньше, чем через минуту. Анестезия сломалась в позапрошлом году, но Деметра об этом и понятия не имеет.

Она избегает смотреть в окошечко автоклава уже больше двадцати лет.

— Я каждый раз жду, когда ты сбежишь! Но ты всегда, всего возвращаешься, приходишь сюда, и ложишься! Но почему?! Почему ты не можешь быть настоящей, Кора?!

Кора прикусила губу, чтобы не закричать — но не смогла, прошептала:

— Я настоящая. Настоящая. Настоящая.

Но только она шептала это уже много раз.

И мать все равно ничего не слышала.

Никогда.

И Кора закашлялась, глотая туман:

— Потому, что, «цензура», это мой долг! — прохрипела она.

Туман обжигал горло и лёгкие; давление в автоклаве нарастало — ей стало нечем дышать. Кора уже не слышала Деметру, все заглушал стук крови в ушах и звук работающих механизмов адской машины. Боль становилась невыносимой; сознание ускользало.

Кора падала в ночь.

Но в тот момент, когда она уже растворялась в боли, когда уже не могла кричать и молча тонула в обжигающей тьме, туманное облако вдруг прорезало ослепительной вспышкой.

Кора дернулась, вновь ощутив свое тело, и попробовала вдохнуть — кажется, воздух больше не обжигал. Боль отступала, оставляя страшную слабость.

Чья-то рука схватила её за плечо, встряхнула, и Кора подняла веки, пытаясь сфокусировать взгляд — перед глазами медленно колыхалась гигантская дыра с оплавленными краями.

И первым, что прорвалось в эту дыру — в рассеченное и обугленное чрево автоклава — был дикий вопль Деметры:

— … ненормальный!!! Аид!!! Как ты мог?!

Следом за воплем из тумана соткалась мрачная физиономия Таната. Миг — и странная решимость у него на лице сменилась облегчением; киборг бросил куда-то назад «успели», сурово приказал Коре не шевелиться, взмахнул рукой — кажется, девушка успела увидеть чёрный клинок — и пластмассовые фиксаторы, впивающиеся в её тело, бессильно упали на дно автоклава.

— Хватайся, — хмуро сказал Танат, протягивая руку. Кора, рванувшись, вцепилась ему в рукав, и мир опрокинулся у неё перед глазами.