Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 67 – Мария Самтенко

Зельда ужасно радуется и выражает готовность немедленно расторгнуть помолвку, пока, цитирую, «с истинностью ничего не случилось».

Что ж. Кажется, Гейден Аурус все же не зря принес мне этот ромашковый чай.

Все же я ухожу, не дождавшись судью. Чай допит, волосы высохли, документы изучены, и я даже разорвала записку Гейдена Ауруса пополам и записала туда адрес Зельды и Эдельвеи.

На второй половине листочка оставляю послание со словами признательности за гостеприимство и доступ к документам. Сказать это лично у меня, если честно, духу не хватит.

Вот как-нибудь так:

«Спасибо, что помогли! А то, когда я планировала обратиться к вам за помощью, подсознательно рассчитывала, что вы меня пошлете».

Ага, и выражение лица моривилльского судьи после этого!

Хотя нет, на самом деле, оно у него всегда примерно одинаковое. Передо мной словно статуя, вырезанная из гранита – оживают только глаза. Но даже тогда обычно они остаются холодными… и от этого холода меня бросает в дрожь.

И если – проверено! – мне хватает сил ругаться с этим человеком, ну, или делать вид, что мы друг друга не знаем, или молча принимать его помощь, не выходящую за рамки светской любезности, но взглянуть в глаза и произнести слова благодарности все еще слишком страшно! Что хуже – показаться неблагодарной или мямлить, краснея, как идиотка? Едва ли это доставит судье удовольствие!

Так что я решаю ограничиться запиской.

Крадучись выхожу из кабинета Гейдена Ауруса – надеюсь, никому из домашних не придет в голову его проведать – хватаю с вешалки плащ с капюшоном и пешком возвращаюсь в приют.

Дорога пусть и долгая, и ведет мимо лесопилки и кладбища, но мне жизненно необходимо все обдумать.

Итак, что мы имеем?

С одной стороны у нас Реналь, влюбленный в Виолетту и нанимающий безработного актера, чтобы тот подбивал ко мне клинья в людных местах.

С другой стороны у нас загадочная Эдельвея, нареченная невеста Реналя, которая, очевидно, раскусила этот «подарочек» раньше меня. Да еще и успела влюбиться в какого-то художника, из-за чего изводит Гейдена Ауруса письмами с просьбой согласиться на расторжение помолвки. А тот суров, непреклонен и глух к мольбам, как и положено моривилльскому судье. Все, на что может рассчитывать девица – это отсрочка в несколько лет, пока Реналь не закончит учебу. Но будет ли художник ждать?

Что еще?

Загадочные строки в последнем письме Зельды, матери Эдельвеи: расторгнуть помолвку, пока с истинностью ничего не случилось.

Ужасно странно, не так ли?

Она как будто подозревает, что наша с Реналем истинная связь может пропасть в самый неподходящий момент, и торопится расторгнуть злополучную помолвку.

Странно, не так ли?

А что мы там обсуждали в кабинете у Петрикора Дагеля насчет нашей с Реналем первой ночи?

Помню, к Реналю пришел портье, сказал, что его ищут какие-то люди. Мужчина и женщина. Он резко ответил, что никого не ждет, но портье не отставал, и Реналю пришлось спуститься в холл. Потом он вернулся и сказал… сказал…

«Старые знакомые», – с отвращением произнес любимый. – «Увидели нас с тобой в цирке и явились спрашивать, все ли серьезно».

Я хотела выяснить, кто это и что они хотели от Реналя, но он только отмахивался, и, расстроенный, тянулся за вином.

Мы легли спать, а наутро я обнаружила у себя под грудью странный знак. Реналь нашел у себя точно такой же. Сказал, что это метка истинности, и мы теперь связаны с ним до конца жизни.