Книга О клинках и крыльях, страница 69 – Элиза Рейн

— Хочу задать несколько вопросов и теперь ты не сможешь просто уйти.

— Я могу тебя игнорировать, будучи и снаружи, и внутри камеры.

— Но отсюда ты не можешь следить за мной, а я знаю, что ты это делал, — я смотрю на него с вызовом, но выражение его лица остается прежним.

Я жду, что станет жарко, что в воздухе повиснет напряжение, но ничего не происходит.

— Почему ты велел мне вставать тогда при Дворе Льда?

Он поднимает бровь.

— То есть, ты пришла не для того, чтобы поблагодарить меня за то, что я ударил того дохрена высокомерного маленького фейри Двора Тени? — неодобрительно говорит он. — Я думал, у принцессы манеры получше.

Я сглатываю. У меня от него кружится голова.

— Ладно. Почему ты его ударил?

— Потому что он мне не нравится.

— Ты бьешь всех, кто тебе не нравится?

Его глаза вспыхивают.

— Тогда пришлось бы бить слишком многих, принцесса, — он поднимает руки, показывая их мне, так что цепи звенят. — А остальные не слишком одобряют мои методы воспитания.

— Почему ты не один из них? Что с тобой случилось? — задавать такой серьезный вопрос рискованно и мой взгляд непроизвольно направляется туда, где должны быть его крылья.

Его взгляд темнеет, поза меняется. Он не собирается отвечать — это я сразу понимаю. И все равно я не чувствую ни жара, ни пугающей ауры, которые обычно появляются, когда он зол.

— Твой валь-тивар, — говорю я, уверенная, что это он ощущается как страх, который можно потрогать.

Он наклоняет голову и несколько прядей пепельных волос падают ему на глаза. Тогда я замечаю шрамы, рассекающие его бровь и тянущиеся ниже, к его челюсти. Сколько ему лет? Он выглядит так, будто за неделю его жизни происходило больше событий, чем за десятилетие моей.

— А что с ним? — рычит Каин.

— Я его не чувствую. Остальные что-то с ним сделали?

Он издает горький, лающий смешок.

— Ни у кого из них не было бы и шанса против моего волка.

Я так и знала, что у него волк. Статуя всплывает в моей памяти.

— Эрик сказал, что валь-тивар в виде волка сложно контролировать. Они заставляют тебя все время жаждать битвы.

Он смотрит на меня, проводя языком по губам.

— До смерти жаждать.

Я почти делаю шаг назад. Черт, я в прямом смысле играю с огнем.

— Почему ты велел мне вставать?

— Потому что ты выглядела жалкой, и я решил, что твой отец — мудак.

Я открываю рот, но ничего не могу сказать. Я была уверена, что он мне не ответит, а если и ответит, то не так.

Думаю, я и правда выглядела жалкой и, если честно, я не настолько хорошо знаю своего отца, чтобы решить, мудак он или нет.

— Почему ты следил за мной? — спрашиваю я, решив не отвечать.

Он медленно складывает руки на груди.

— Выпусти меня из камеры, и я расскажу.

Я склоняю голову. Он не должен быть в камере. Оргид заслуживает сотни ударов по лицу. А я хочу узнать, почему он меня преследовал.

Подавив страх, я рассматриваю замок на двери в камеру. Деревянная ручка выглядит как обычная, только плотно увитая лианами.

— Я не знаю, как вскрыть такой замок, — говорю я.

— А если бы знала, вскрыла бы? — он поднимает одну бровь.

— Да!

— У тебя что, привычка нарушать правила?

Я бросаю на него взгляд.

— Сказал фейри, запертый за то, что сломал чей-то нос.

— Ты разве не слышала, принцесса? — его глаза зловеще мерцают, а улыбка похожа на чистейший грех. — Я — Злодей Фезерблейда!