Книга Законы стаи, страница 27 – Полина Ром

Теперь я гораздо лучше понимала прежнюю обитательницу своего тела. Я тоже готова была на что угодно, лишь бы вырваться из этой круговерти. Только пока я не представляла, чем и как можно заняться. А вечером мы возвращались домой такие уставшие, что было уже даже не до мечтаний. Я чувствовала, как меня затягивает в замкнутый круг.

В сумерках, к моменту, когда печи уже остывали, тяжело дыша и хрипловато покашливая, приходила госпожа Пасан — грузная пожилая женщина, с силой опирающаяся на толстую лакированную трость. Её одежда разительно отличалась от нашей. Нет, не покроем. Точно такой же балахон по форме сшит из был из тонкой, мягкой, похоже, хлопковой ткани в ярких цветах.

Я начала понимать, что в этом мире есть и другие условия. Не обязательно жить в хижине с земляным полом и носить одежду из некрашеного грубого полотна. Здесь уже существуют и красивые ткани, и лаки-краски, и, наверняка — прочие вещи, делающие быт удобнее, украшающие и улучшающие его.

Госпожа Пасан раздавала в протянутые руки женщин некоторое количество мелких прямоугольных монет, задыхаясь, брюзгливо выговаривала старшей прачке Лайхе какие-то претензии и, так же тяжело дыша, уходила к следующей прачечной.

За ней всегда следовал молчаливый крупный мужчина с сильно обезображенным лицом — два рваных шрама пересекались на левой половине. К его поясу были подвязаны с десяток мешочков с монетами. Этакий ходячий сейф. На поясе у него висел устрашающих размеров тесак, а из рук он не выпускал не слишком длинную, но увесистую дубинку.

Впрочем, смотреть на все это было интересно только в первый день. Из разговоров я уже знала, что госпожа Пасан — помощница сарта прачек. И таких помощниц у него было то ли три, то ли четыре — все прачки были членами его стаи. Самого сарта или даже саму, я ни разу не видела.

Заодно я узнала, что конкретно значит «еще одна семья из верхнего города» — к корзинам с грязным бельем, которые выделяли Нерге, добавили еще одну.

Утром, когда мы приходили, эти бездонные корзины уже дожидались нас — постельное белье, полотенца, салфетки и скатерти. Другого мы не стирали. Прачки сплетничали между собой, что за платья и блузки, а также за нижнее белье, платят значительно лучше. У некоторых прачек были помощницы, у некоторых нет. Почти все женщины были грубы, хамоваты и бесцеремонны. Часто вспыхивали склоки, а один раз произошла даже серьезная драка.

Я в это время колола дрова и увидела только результат — разбитый нос одной из женщин, но даже этого мне хватило, чтобы испытать очередной приступ отвращения к такой жизни. Как я поняла позднее из рассказа Нерги, "победила" более молодая и крепкая соперница, хотя права была та, что старше. И никто не счел нужным вмешаться!

Теперь я очень хорошо понимала прежнюю Мари. Кто угодно мечтал бы вырваться из этого ада. Этот скотский, почти рабский труд, так низко оплачиваемый, вселял в меня ужас. Я никогда не была лентяйкой, но понимание, что от меня ожидают покорности и такого же труда всю оставшуюся жизнь, вызывало отвращение и уныние.

Нерга, пусть и не блистала особым умом, дочь все же любила и, как ни странно, была довольно чуткой женщиной. Скорее всего, она просто помнила себя молодой и потому попыталась утешить меня, когда мы возвращались домой: