Книга Законы стаи, страница 29 – Полина Ром

— Вот, при свидетелях отдаю, — он мотнул головой в сторону молчащего Гайна, и торопливо добавил: — Да и ты сейчас трезвый, а то потом опять будешь орать, что я не отдал…

Я по-прежнему молчал, и тогда он с некоторым вызовом добавил:

— Йорх велел узнать, когда ты на работу выйдешь? Лодка пятый день пустует, прибыли с тебя нет, а стая ждать не любит.

Выбор у меня был невелик, я все еще откровенно трусил сунуться в мир самостоятельно, потому ответил просто:

— Как ребро заживет, работать нормально смогу, тогда и выйду.

— Ты что, нас даже в дом не пустишь? — вмешался Гайн.

Только сейчас я обратил внимание, что стою перед ними, перегораживая путь к калитке. И мне совсем не хочется впускать их в дом — я помню скотское поведение пьяного Сайма. Потому я совершенно спокойно ответил:

— Нет. Не впущу. У меня работы по дому накопилось, так что в другой раз.

Они как-то странно переглянулись и Сайм с непонятной мне подковыркой спросил:

— Ты что, даже в «Семилапа» сегодня не пойдешь? Маха еще вчера говорил всем, что сегодня снова девки из «Кровавой розы» у него будут.

Черт знает, правильно ли я его понял, но решил, что «Семилап» — местный бар или трактир, Маха — его владелец, ну а «девки из «Кровавой розы»» — шалавы.

— Говорю же, ребро сломано. Я и так еле двигаюсь, не до девок мне.

Они еще с полминуты попереминались и попереглядывались, но поскольку я молча стоял, загораживая им проход, Гайн как-то демонстративно сплюнул в сторону, шлепнул по плечу Сайма и скомандовал:

— Пошли отсюда!

После их ухода я рассмотрел монеты из мешочка. Серебристые прямоугольники с отверстием на одном конце, точно такие же, как и те два, что отдал мне Сайм. Они были по размеру немного меньше медяшек, что я раньше видел у Оллы. Похоже, он вернул какой-то долг. Всего в мешочке было четыре таких монеты, и туда же я добавил пару от Сайма.

Олла вернулась ближе к вечеру и так нахваливала меня за ремонт, с такой нежностью и благодарностью поглаживала по плечу, что ничего кроме неловкости я не испытывал.

Хоть умом я и понимал, что сын Оллы был изрядным говнюком, но меня все же сильно смущала ее реакция на эти, в общем-то самые простые действия. За каждую мелочь она хвалила меня так, как будто я совершил подвиг. И хотя сама с утра до вечера была занята какой-то работой, но чуть ли не гордилась моими «достижениями».

Видно было, что Оскара своего она нежно любила и с легким сердцем, простив все прежние обиды, улыбалась мне, как совершенно счастливый человек.

Для меня это был довольно неуютный момент. Умом я прекрасно понимал, что на мне нет вины за прежнее поведение сына Оллы. Я даже не виноват в том, что он ухайдакал себя до смерти, но каждый раз, когда она меня хвалила, я остро ощущал неловкость.

Кроме того, я прекрасно знал, что в данный момент сижу у нее на шее. Я не приносил в дом денег, зато с аппетитом выздоравливающего поглощал все, что она ставила на стол. Я не знал, нужно ли мне отдать ей эти монеты или стоит самому что-то купить в дом?

Сама она, как я понял, зарабатывала деньги очень разными способами. Во-первых, в городе была какая-то обедневшая семья, которая не могла себе позволить служанку с проживанием, так что два раза в седмицу Олла уходила из дома на заре и возвращалась совсем поздно вечером. Кроме того, у нее были какие-то особо породистые куры, и большую часть яиц она продавала где-то на местном рынке. Ну и не брезговала любой работой, которую только могла ухватить.