Книга Локация «Берег», страница 77 – Ирина Дегтярева

На следующий год после Всемирного фестиваля в Москве, Кедров снял виллу на лето, не поехав, как обычно, в Бизерту. На эту виллу в разное время приезжали люди, которые проводили дополнительное обучение Александра в рамках подготовки к дальнейшей работе разведчиком.

Была оговорена тайниковая связь. Кедрову приходилось посещать кладбище в Пер-Лашез, вернее, один из склепов, где Александр оставлял и забирал там же сообщения из Центра.

После фестиваля вышел и серьезный разговор с отцом. У Александра уже не было сомнений, что Иван Аркадьевич работал на СССР с 1933 года. А в 1938 году, в тот год, когда родился Александр, Кедров-старший уезжал на полгода в Берлин.

Как намекнул сыну Иван Аркадьевич он находился на озере Химзее, а затем и в Квенцунге под Бранденбургом, где Абвером были созданы тренировочные центры по подготовке диверсантов из украинских политических эмигрантов для действий на территории Польши и СССР. Кедрова-старшего пригласил полковник Роман Сушко, с которым он случайно пересекался еще в России. Если бы не просьба Миронова, Иван Аркадьевич отказался бы и в не слишком вежливой форме, но он все же принял приглашение и врачевал будущих диверсантов несколько месяцев.

Потом Кедрова-старшего отозвали, подробно выяснив детали его пребывания на базах украинских диверсантов. Судя по тому, что Иван Аркадьевич рассказал сыну именно этот эпизод, он гордился проделанной тогда работой.

Но после того первого разговора, произошедшего сразу по приезду Александра из Москвы, отец и сын больше тему работы в разведке не поднимали, словно ничего и не происходило. Правда, Александр стал подумывать, что странная история со сменой его фамилии при получении паспорта не обошлась без вмешательства Бурцева, а то и Миронова.

…Александр незаметно для себя задремал, разомлев на солнце, под журчание воды в реке. Водяная пыль из быстрой речки долетала до него, чуть освежая лицо. Стреноженный Джем бродил рядом и тихонько фыркал, шевелил ушами или усиленно принимался лакомиться травой, чавкая и вздрагивая, когда на круп садились мухи.

Вдруг Кедров почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и открыл глаза. От него отпрянула девушка в берберской одежде, полосатом красно-черно-белом, до земли, платье — хубба, без рукавов, надетом поверх тонкой блузки с расширенными книзу и расшитыми узорами рукавами, и в такой же полосатой накидке поверх черных вьющихся волос. Совсем молоденькая. На руках тонкий рисунок — менди, сделанный хной. Поверх балахона бренчала длинная, из крупных колец цепочка, закрепленная на ткани хелами — треугольниками-застежками, несущими функцию французской булавки и заодно защищающими от сглаза. Впрочем рисунки хной несли ту же функцию — охраны от дурного глаза.

— Ты кто? — спросил он по-арабски.

— Таназар.

— Ты берберка?

— Кабила, — сердито поправила она, имея в виду один из нардов берберской группы — горные берберы.

— А почему вас называют «синие люди»? — растерявшись от красоты ее чуть удлиненного лица, Александр нес вздор, не зная что говорить.

— Одежда была синего цвета, а краска плохая, окрашивала лицо, шею, руки. Они становились синего оттенка… Здесь опасно спать. Скорпионы! — показала она на камни поблизости от того места, где он прилег отдохнуть.

— Ты откуда здесь? — удивился Александр. Он приподнялся на локтях и огляделся. Почти сразу заметил в кустах небольшую каурую лошадь. Догадался, что девушка из ближайшего поселения берберов. — Не боишься одна?