Книга Танец фавна, страница 107 – Елена Бриолле

– Значит, Кальмет снял вашу статью о премьере 29 мая из-за того, что русские замахнулись на французское культурное наследие и стали претендовать на роль новаторов в искусстве, тогда как они просто союзники в военном альянсе? – спросила Николь.

– Да… – быстро ответил Брюссель и спохватился. – Понимаю… Вы не пришли устраиваться на работу секретарем…

Николь смотрела на театрального критика и молчала.

– Вы журналистка, охотящаяся за скандальным комментарием, я прав? Хм, у вас действительно большой потенциал… Позвольте дать вам один совет: не торопитесь подливать масло в огонь, пока не узнали, кто его зажег. Мы размышляем о многом, но пишем мы об искусстве, а искусство не должно служить политике. Умейте оставаться точкой, когда вокруг вас все расплываются пустыми кругами по воде. Когда Кальмет снял мою статью, я сказал ему то же самое.

В понедельник в главном дворе обувной мануфактуры Dressoir, Pémartin, Pulm & Cie собралось около ста человек. Все члены рабочего синдиката и сочувствующие, которых по случаю общей, заранее организованной забастовки просветили новыми идеями пролетарской борьбы. Все тихо гудели, как пассажиры в ожидании поезда. Ленуар стоял рядом с Рогажем и группой товарищей, с которыми они играли накануне в кости. Его глаза останавливались то на одном, то на другом рабочем в надежде увидеть среди собравшихся подозрительное или знакомое лицо. Но взгляд сыщика продолжал проскальзывать сквозь толпу, как ветерок, никого не задевая.

Для Шарля Морраса, идейного вдохновителя партии «Аксьон франсез», приготовили пюпитр, замещающий в рабочих условиях полноценную трибуну.

– Он скоро должен появиться! – сказал косой Рогаж.

– Ты его раньше когда-нибудь видел? – спросил толстяк.

– Не-а. Только в газетах.

– У него очки и острое вытянутое лицо, – задумчиво проговорил Ленуар.

– Ну, значит, худой, не разъевшийся, как большинство буржуев, – весомо заметил старик.

Рогаж обещал познакомить Ленуара с Землеройкой, если тот появится. Но, похоже, у Землеройки на сегодня были другие планы. С каждой минутой сыщик все больше начинал сомневаться в успехе всей его затеи с переодеваниями. Но вот все рабочие затихли: в воротах показался низенький человек в костюме и очках. Шарль Моррас! Тот самый Моррас, идеи которого были сформулированы столь витиевато, что каждый интерпретировал и выхватывал из них только то, что ему удавалось понять и упростить.

Моррас не стал терять времени. Он поклонился собранию и начал свою речь. Говорил он тихим голосом, как интеллектуал, а не как политик, но его слушали с возрастающим вниманием.

– Когда буржуа говорят о рабочих, они словно пытаются их укорить в том, что они вообще существуют на этом свете. Они говорят: разве жизнь рабочих не стала счастливее, чем была раньше? Разве они не живут более комфортно? Разве у них нет крова над головой и лучшей одежды? Разве они не лучше питаются? Разве они не стали зарабатывать больше? Это правда. Но буржуа забывают, что и они стали жить комфортнее, и они стали лучше есть, зарабатывать и одеваться, что вместе с повышением заработной платы повысилась и стоимость жизни. Почему, когда мы говорим о буржуа или аристократии, мы не говорим, что их жизнь стала комфортнее?

Все собравшиеся зааплодировали. Ленуар продолжал следить за участниками собрания.